Терапевтический путь большинства тех, кто пережил инцест, включает ряд инвариантов, или обязательных стадий. Конечно, терапии каждого отдельного клиента присущ свой особый колорит, однако эти стадии (этапы) остаются главными ориентирами как для самого терапевта, так и для того, кого он сопровождает.
В терапии инцестов, завершившихся половым актом, мы выделяем пять основных этапов:
1) разрушение стены молчания;
2) выражение подавленных эмоций;
3) возмещение нанесенного ущерба;
4) перестройка отношений с другими людьми;
5) обретение удовлетворяющей сексуальности.
А теперь детально рассмотрим каждый из этих этапов.
Разрушение стены молчания
Преодоление молчания и признание случившегося
Фундаментальное значение имеет рассказ потерпевшего о случившемся. И пусть это скромное достижение (хотя и оно дается нелегко), но тем не менее такое свидетельство помогает человеку порвать с предписанием хранить молчание, исходившим от насильника или окружающих: «Это наши дела» или «Будешь говорить — с нами случится несчастье»...
Ингрид касается этой темы на сеансе индивидуальной терапии. Ей неловко говорить: ее взгляд уплывает вдаль и она замолкает посреди фразы, вздрагивая, когда я к ней обращаюсь, словно забыв, что я нахожусь с ней рядом. Постепенно ее тело становится напряженным, и когда я прошу ее обратить внимание на телесные проявления напряжения, она отвечает: «Я боюсь... наверное, я должна никому об этом не говорить».
Мы вместе проводим исследование интроекта «об этом не нужно говорить» и постепенно с большим трудом Ингрид начинает отделять себя от фразы, которую она решила приписать своему отцу.
Вслед за ее заявлением о том, что «теперь она может говорить», следует мой совет: для закрепления полученных изменений рассказать об этом на терапевтической группе, которую она начала посещать несколько месяцев назад.
Я побуждаю ее принять ответственность за свое решение рассказать об инцесте, но такая экзистенциальная данность, как ответственность, кажется Ингрид совершенно незнакомой; принятие ответственности за свой выбор — вот что станет путеводной нитью ее последующей терапевтической работы.
Этот эпизод из терапии Ингрид еще раз подчеркивает большое значение группы, которая играет здесь роль усилителя ее слов: «Раньше я не имела права говорить об этом, а теперь рассказываю сразу десяти человекам!» Группа может предстать для клиента той воображаемой семьей, которая наконец-то его слышит.
Иногда человек, несмотря на то что ему никто не запрещал говорить об инцесте, внушает себе, что говорить нельзя, потому что « он наверняка не хотел, чтобы я об этом рассказывал(а)». Работать с такими «ауто-интроектами» намного сложнее, поскольку сами они основываются на проекциях (я воображаю себе, что он не хочет, чтобы я говорила), а не на реально сказанных и услышанных фразах. Если человек действительно получил приказ, то, поняв его смысл, он может его отвергнуть и вернуть отправителю (например: «Папа, ты приказал мне не говорить, но теперь меня это злит, для меня это невыносимо, и я больше не собираюсь молчать»); но если такой приказ — лишь плод воображения клиента, то ему будет намного труднее разозлиться... на кого-то, кто ничего не говорил и, соответственно, труднее отказаться от такого интроекта.
Иногда недосказанности преодолеваются за счет реактивного образования*; в этом случае человек начинает рассказывать о себе всем и повсюду, как это произошло с Беатрис:
Эта женщина на первой же встрече предъявляет мне рассказ о пережитом инцесте как свое удостоверение личности.
Ключевым моментом терапии Беатрис стала работа с функцией personality". Слово «инцест» стало ее «паролем»; ведь о себе ей было известно лишь то, что она — «женщина, пережившая инцест» и, по ее словам, я слушала ее краем уха и по-настоящему этого не понимала...
Преодолев молчание, она ушла в противоположную полярность — в многословие, и захватила окружающее поле, как раньше захватили ее саму. Для нее я была чутким ухом, и мне нужно было жалеть ее и соглашаться со всем, что она говорит... пока она не осознает свои повторы; ведь теперь она решила, что в отношениях с ней я стану исполнять роль того объекта, которым когда-то была она сама.
Работа становится более сложной и деликатной в том случае, если клиент отказывается признать случившееся. Например, Мод отрицала сам факт происшедшего инцеста.
Реактивное образование проявляется в поведении, которое полностью противоречит тому, что человек ощущает в глубине самого себя.
Функция personality отвечает за вербальное представление субъекта о самом себе, за тот образ, в котором человек узнает самого себя. То есть это функция интегрирования всего жизненного опыта, лежащая в основании ощущения самости.
Эта тема всплывает для нее в тот момент, когда она резко отпрянула, увидев, что к ней устремился один из мужчин ее терапевтической группы. Я отмечаю этот факт и спрашиваю у нее, что происходит, добавляя при этом: «Наверное, тебе грозит какая-то опасность?»
Мод смутилась и бросила на меня растерянный взгляд; в этот момент она показалась мне ребенком, который пробудился от страшного сна. Она закричала: «Нет! Неправда! Этого не было!..»
Ее захватывают эмоционально окрашенные образы, в которых на первом этапе ее работы будет доминировать чувство страха.
Итак, правда ли это? Была ли она действительно изнасилована или это фантазия? Но что значит этот вопрос для нас, психотерапевтов? Ведь задаваясь таким вопросом, мы тем самым оставляем феноменологическую позицию, которая открыта субъективно-личному человеческому опыту.
Настоящий вопрос состоит не в том, правда ли это или нет, а в том, «важно ли мне знать, в частности, по отношению к этому человеку (моему клиенту), правда это или нет?» Фокус внимания смещается: нас интересует не та Правда, которая остается уделом судей, а правда данного человека и то, как она объясняет его отношение к случившемуся. Мы вернемся к разговору об этом при обсуждении фазы возмещения нанесенного ущерба.
В процессе терапевтического сопровождения не стоит ни высказывать сомнений, которые могут стать разрушительными («Мой терапевт мне тоже не верит...»), ни усиливать впечатление реальности изнасилования, в том случае, если клиентка сомневается, было ли оно на самом деле. Вместо этого психотерапевт, используя силу внушения, может способствовать преобразованию фантазма в воспоминание*.
Кроме того, признавая сам факт инцеста, клиенты могут отрицать серьезность происшедшего, как в случае с Фабьен, которая сказала мне: «Да, это со мной случилось, но все это не так уж и страшно».
Эта фраза Фабьен показала мне всю сложность моего положения; ее утверждение о том, что «все это не так уж и страшно», заставило меня задуматься о моих собственных убеждениях. На чем же основана моя убежденность в том, что «это серьезно»? И для чего мне нужно, чтобы и она признала серьезность случившегося? Стоит ли специально бередить рану, цепляясь за внешнюю проблематику и отказываясь замечать личность этой женщины в целом; ведь она, как видимо, сумела обрести более или менее устойчивое равновесие...
Борис Сирюльник* в своей статье в коллективном сборнике «Инцест» пишет о культуральной обусловленности наших чувств: так, все мы, за исключением де Сада, а в последующем лишь нескольких психологов и юристов, утверждаем, что инцест — это непременно что-то ужасное. И прежде чем окончательно решить, что Фабьен старается не замечать всей серьезности случившегося, я постаралась выслушать ее, помня о том, что на свете бывают и счастливые инцесты, хотя мне и сложно это представить.
На самом деле, уже после нескольких сеансов терапии Фабьен смогла придать настоящий смысл своей фразе «Это не так уж и страшно» и определить, что за ней скрывались не позитивные переживания, связанные с инцестом, а ее низкая самооценка: «В любом случае я ничего не стою».
Прошло немало времени, прежде чем Фабьен смогла понять связь между своими жизненными трудностями и тем, что теперь она станет называть своей травмой.
Выход из нечувствительности
Мари уже несколько месяцев посещает терапевтическую группу, где она всегда сидит особняком, сжавшись в углу. Остальные участники группы отмечают, что им с ней как-то неловко: она словно мраморная статуя, которая всегда безразлична и не реагирует, когда ее трогают.
Однажды, увидев ее сидящей в застывшей позе, я предлагаю ей описать свое тело. Она начинает говорить о нем, как о постороннем объекте, будто о засохшем дереве.
Мари начала выходить из состояния анестезии только тогда, когда я предложила ей исследовать противоположную полярность. Вот как она ее определила: «Если я перестану быть мертвым деревом, то окажусь ревущим животным».
Для того чтобы начать что-то чувствовать, ей потребовалась большая поддержка с моей стороны, так как ее первые ощущения были связаны с переживанием боли.
Выражение подавленных эмоций
Испуг, отвращение, гнев по отношению к агрессору
Множество сильных эмоций у таких клиентов оказываются заблокированными, и их пробуждение часто выглядит очень впечатляюще:
В начале семинара на тему «Работа с сексуальностью» его участникам было предложено изготовить предмет, символизирующий их сексуальность. Кристиана создает коллаж с большими пятнами кроваво-красного цвета. Внезапно, при взгляде на эти пятна она ощущает сильное отвращение. У нее начинается длительный приступ тошноты. Наконец я вижу, что у нее сжались зубы и слегка напряглись челюсти. Я обращаю на это ее внимание, добавляя: «Может быть, с тобой происходит что-то, чего ты никогда не ощущала?» В ответ она кричит: «Негодяй! Ты не имел права делать это!»
Выражая эти чувства, она переходит из состояния «Я доведена до отвращения, мной манипулируют» в состояние «Я выражаю себя и проявляюсь, я — автор и исполнитель, то есть от болезненного переживания к самообладанию и действию, от подчинения к ответственности.
Переход от испуга и отвращения к гневу на насильника будет то и дело повторяться. Работа психотерапевта заключается в том, чтобы принять эти эмоции и помочь запустить этот процесс, подмечая, например, какие-то признаки, возможно указывающие на наличие гнева, и сообщая о них клиенту. Ему также необходимо принимать в расчет собственные эмоции или свою неспособность что-то почувствовать. Их следует учитывать, но не давать им захватывать при этом целиком все поле, а сосуществовать на нем вместе с другим человеком.
Гнев на окружающих
Чаще всего он оказывается направлен на мать, которая ничего не видела или, что еще хуже, видела, но ничего не сказала или отвергла жалобы ребенка, взрастив в нем чувства изолированности и вины.
Этот этап сравним по своему значению с предыдущим, и он не всегда наступает в самом начале терапии.
Кристиана прошла первую часть терапии с психотерапевтом-мужчиной, но к этой теме она приступила уже со мной, заметив как-то в ходе разговора о наших отношениях, что я ее не защищаю и не верю ей, когда она рассказывает мне о своих страхах и опасениях. Со своим первым терапевтом она долго исследовала свои эмоциональные реакции по отношению к человеку, совершившему насилие, — своему отцу. Во второй же части терапии, вместе со мной она смогла коснуться своей сильной обиды на мать. Самые травматические воспоминания Кристианы были связаны не с сексуальными контактами с отцом, а с тем моментом, когда она попыталась все рассказать своей матери, которая остановила ее, заговорив о совсем других вещах, так, словно ничего не произошло.
Исследование чувства вины «Я сама не отвергла его домогательства»
Мари винит себя в том, что не отказывалась от домогательств своего дяди. «Я приходила, когда он звал меня, хотя я не должна была этого делать, ведь я прекрасно знала, что он опять будет меня трогать».
На этом этапе работы я только напоминаю ей, как и в случае с Анни (из главы 5), что следовать закону — обязанность взрослого человека, а не восьмилетней девочки. Эта простая и понятная фраза производит эффект разорвавшейся бомбы. Ясно, что Мари, которая сама работает воспитательницей, все это понятно как специалисту, но ей не удается применить это к себе самой...
Первый этап в работе с Мари состоял в переходе от детского чувства вины к состоянию ее «невиновности» (о чем, словно хранительница закона, я заявила сначала сама, а потом это приняла и признала Мари): «Да, верно, я не могу брать на себя ответственность за то, что не сказала ему "нет" ». На следующем этапе происходило принятие ответственности за себя как за взрослого: «Теперь я могу сказать "нет"». На дополнительном этапе, о котором еще пойдет речь, клиент сможет сказать «да», если ему это подходит.
«Я испытывала удовольствие»
В этом случае чувство вины бывает еще сильнее и глубже и клиенту иногда недостаточно напоминания о законе и о тех, кто несет ответственность за его соблюдение.
Кристиана добавляет: «Мне это нравилось, а иногда я даже сама на это набивалась».
Она перестала винить себя, лишь заметив, что «набивалась на это», когда ощущала одиночество и потерянность; только так она могла добиться необходимого ей внимания. Она стала отличать собственную потребность в нежности и привязанности от сексуальных потребностей, которые испытывал ее отец, а не она сама.
Работа с чувством стыда
«Я отвратительная и грязная, я плохая, и мне стыдно»
Если чувство вины вызвано реальными действиями и поступками, то стыд связан с внутренним опытом человека, который может стыдиться того, что «он такой и ему от этого стыдно». Чувство стыда переживается в присутствии и под взглядом (иногда воображаемым) другого человека; его бывает трудно определить, обозначить и выразить.
Мари считает себя «помойным ведром» и добавляет с гримасой отвращения на лице: «Я сама себе отвратительна, мне стыдно,что я такая».
Когда ей удается сказать: «Я сама себе отвратительна», то это означает, что болезненное переживание еще остается, но этап испуга и отвращения уже преодолен, и Мари уже не столь сильно охвачена тем, что вызывает у нее тошноту. Из последовавших фраз понемногу становится ясно, что окружение все больше и больше приобретает для нее черты действительности: «Отвратительна не только я, но и он: его напряженный член, те странные взгляды, которые он на меня бросает».
Чтобы обрести собственное достоинство, Мари придется проделать большую работу, в завершении которой она скажет: «Теперь уже мне не страшно взглянуть тебе в лицо и разговаривать с тобой без всякого стыда».
В последней главе мы вернемся к вопросам стыда и вины — чувств, которые возникают не только в связи с инцестом.
Реальное и/или символическое возмещение ущерба
Требование возместить причиненный ущерб — необходимый этап в терапии любого человека, перенесшего инцест. В какой-то момент такому человеку необходимо осуществить реальные или символические действия для того, чтобы взять в свои руки собственное излечение или, скорее, заживление своих ран.
В данном случае следует тщательно исследовать, хочет ли клиент остаться на символическом уровне или перейти в реальное измерение. Не психотерапевту решать, что лучше поможет клиенту возместить нанесенный ущерб; его задача состоит в том, чтобы помочь человеку самому сделать свой выбор, осознавая при этом его возможные последствия.
Возьмем один пример: часто можно слышать, что заявление об инцесте в органы правосудия необходимо для выздоровления пострадавшего. У нас несколько иная позиция, и мы не столь склонны к обобщениям. Очевидно, что обращение к правосудию подчеркивает законность страдания тех, кто перенес инцест; вместе с тем происходит обличение виновного, что имеет большое значение для тех пострадавших, которым было приказано молчать или чьи жалобы были отвергнуты окружающими. Однако необходимо также учитывать все возможные последствия в каждом из конкретных случаев; разрушенная семья, арест виновного, судебное разбирательство могут оказаться для некоторых людей новыми, не менее болезненными травмами.
Жаклин, Карин и Кристиана выбрали реальные действия.
Жаклин написала своему отцу и теперь дожидается его ответа. Она надеется с ним встретиться.
Она уже 15 лет не видела своего отца, и, прежде чем принять решение написать ему, она долго обсуждала со мной эту встречу, воображала ее, проигрывала ее в своем воображении и рассматривала все возможные трудности. Наконец она решила, что, несмотря на трудности, она хочет с ним встретиться и готова к тому, что, возможно, он так ей ничего и не скажет.
Карин, которой 25 лет, решила подать иск в суд. Она еще может добиться обвинительного приговора (закон от июля 1989 г. предусматривает срок давности для исков по изнасилованию равным десяти годам с момента наступления совершеннолетия потерпевшего; для иска по поводу развратных действий, которые считаются мелким правонарушением, а не преступлением, срок давности равен трем годам с момента совершения противоправного действия)*.
Мы рассмотрели с ней все этапы судебного разбирательства, начиная с подачи иска, сам судебный процесс, возможное решение суда об отсутствии состава преступления, отношение к ней других членов семьи, которые могут ее отвергнуть, арест ее отца, реакция общественного мнения их города. Мы рассмотрели и другие способы возмещения нанесенного ущерба, но она сказала мне, что ей нужно услышать решение Правосудия.
Впоследствии мы постарались оказать Карин всевозможную поддержку, понимая, что у нее впереди трудный путь.
Судебные процедуры и сроки давности для исков описаны в следующей книге: Amblard F. Panser impensable. Editions Jouvence, 2003.
А Кристиана, записав свою историю в форме литературного произведения, послала ее своей матери, предварительно исследовав все возможные последствия своего поступка. Она не хочет никаких столкновений с отцом, но ей нужно знать, известно ли что-то ее матери или нет. Ее мать ответила ей только то, что она ничего не поняла из ее письма, воспроизведя тот же механизм избегания, который использовала на протяжении всего детства Кристианы... Такой ответ непросто переварить, но это позволило Кристиане, выразившей поначалу сильный гнев, прекратить ждать, что ее мать попросит у нее прощения.
Жаклин, Карин и Кристиана намереваются воплотить свои планы в реальные действия, поэтому их необходимо подготовить, предусмотреть все их последствия, а также возможность не выполнять их... чтобы не повторить исходный примитивный сценарий насильника: «Мне хочется, и я это делаю». В частности, Карине потребовалось много времени, чтобы перейти от импульсивной мести к обдуманным и ответственным поступкам.
В тот момент, когда человек стакивается с реальностью, вновь возникает вопрос достоверности фактов. Но на этот раз он предстает совсем другим образом, ведь достоверность происшедшего будет изучаться в суде, а не психотерапевтом: человек выйдет из терапевтического пространства и столкнется с правосудием, допросами, поиском доказательств и свидетелей.
Возмещение ущерба может также произойти на символическом уровне — в ритуальной форме на индивидуальной или групповой терапии.
Мари пишет письмо своему дяде. Прочитав его участникам терапевтической группы, которую она посещает, она решает не отсылать его, так как в противном случае ей пришлось бы столкнуться со сложной для нее ситуацией. Она вручает это письмо мне, а группа остается свидетелем ее решения; таким образом, Мари оставляет дверь открытой, не отказываясь от столкновения с ним, но не сейчас, а позже и только если это покажется ей необходимым.
Кати написала книгу, где в художественной форме повествует о пережитом инцесте. Она просит меня прочитать ее; я нахожу, что текст получился острым и впечатляющим и очень хорошо написан. Я предлагаю ей показать его другим, чтобы понять, хочет ли она его опубликовать.
Для Мари и Кати оказалось достаточно таких действий, чтобы означить свое восстановление от случившейся травмы, оставив болезненные переживания и обратившись к созиданию собственной жизни. Кати, приняв решение опубликовать и продать свою книгу, понимает всю важность своего поступка; из своего гонорара она отложила немного денег для подарка самой себе за собственное мужество...
Перестройка отношений с другими людьми
Путаница
Каково место каждого человека внутри своей семьи? Может ли девочка испытывать сексуальное желание? А отец? Что же он хочет, когда смотрит на меня таким взглядом?
Впервые я встретилась с Даниэль на одной из терапевтических групп. Мне было сложно зацепиться за нее взглядом, у меня было такое впечатление, как будто между нами стояло стекло. Я решила рассказать ей о том, как мне трудно вступить с ней в отношения; у меня такое ощущение, как будто мне мешает запотевшее стекло... Этот образ заставляет ее откликнуться: «Да, я как в тумане, я не знаю, чего ты от меня хочешь, и не понимаю, как я сама к тебе отношусь». И вот она делает вывод: «Все это напоминает мою семью, где мне всегда было неуютно и тревожно».
Такая же путаница может проявляться и в сексуальной сфере. Что это: нежность и привязанность или сексуальное желание? Если мужчина меня ценит, то он захочет и сексуальных отношений...
Люди могут смешивать совершенно разные области: рассказывая о своей семье, человек может смешивать представление о положении каждого человека в семейной системе поколений с представлением о ролях, которые может исполнять каждый отдельный человек; поэтому девочки иногда оказываются в роли наперсниц своих матерей, выслушивая от них рассказы об их личной и сексуальной жизни.
В случае подобной путаницы слово терапевта может выполнить функцию якоря: напоминая в ходе своих интервенций о сеттинге, рамках психотерапии и правилах поведения ее участников, терапевт тем самым указывает на существование Закона, что совсем неочевидно для тех, кто пережил инцест.
Если в детстве у клиента не было других родственников, которые могли бы защитить и оградить его от взрослого кровосмесителя, то терапевт может символически принять на себя эту роль.
Срывы цикла контакта и цикла сексуальной реакции
На этих страницах нам еще несколько раз доведется встретиться с Кристианой. Занимаясь в течение несколько лет индивидуальной и групповой психотерапией, она проработала большую часть аспектов данной проблематики.
На одном из индивидуальных сеансов Кристиана упомянула о том, что один из мужчин ее терапевтической группы кажется ей привлекательным, но сама она запуталась и не может сказать, что чувствует и чего хочет.
Я предлагаю ей определить, на каком этапе цикла сексуальной реакции (см. главу 2) она сейчас находится. На бумаге я рисую схему цикла.
Рисунок помогает Кристиане обнаружить, что она испытывала к Жану желание, но не стремилась к большему, а значит, этот цикл можно безболезненно прервать, что оказалось для нее настоящим откровением.
Она тут же проводит связь между тем, что произошло, и отношениями с отцом: «Для меня проблемой было не сексуальное желание моего отца, а его неспособность прервать этот цикл, когда он оказывался вместе со мной».
Сделав это важное замечание, Кристиана тем самым сказала, что допустила бы желание со стороны отца, если бы он был способен им управлять.
В сопровождении людей, переживших инцест, мы можем применять цикл, которым пользуются сексологи, с таким же успехом, как и цикл контакта гештальт-подхода.
Повторение
Я опять возвращаюсь к Кристиане. Она завершает свою терапию, выполнив большую работу с переживаниями, связанными с инцестом. Она уже несколько месяцев ничего не говорит о нем. На этом этапе она опять начнет о нем говорить, но уже совсем по-иному, и это станет для меня подтверждением того, что он перестал быть для нее основной фигурой.
Кристиана выражает свой гнев на одного из своих университетских преподавателей, с которым ей недавно опять довелось встретиться. Раньше она ему очень доверяла и даже позволила сблизиться с ней. «Но он был так далек от меня, — рассказывает Кристиана, — мне не понравилось то, как он меня поцеловал».
— И ты ничего ему не сказала и ничего не сделала?
— Нет, ведь он сам должен был остановиться.
Потом она начинает понимать, что она могла бы остановить его, но вместо этого возложила на него всю ответственность.
Кристиана мгновенно проводит аналогию со своим отцом, но вспоминает о нем как об ориентире из своего прошлого: «Когда я была ребенком, мой отец должен был сам определить границы, но он этого не сделал, и теперь я проигрываю это со своим преподавателем, уже став совсем взрослой!»
Здесь центральной фигурой является уже не травма, а ин-троецированный способ отношений с другими людьми.
Обретение удовлетворяющей сексуальности
Пережившие инцест люди подверглись действиям того, кто не сумел прервать цикл на переходе от желания к сексуальному акту. Ребенок, испытавший инцест, может начать обобщать, думая, что отношения со всеми другими людьми обязательно будут такими же. Примером тому — две следующие истории, в которых человек в своих актуальных сексуальных отношениях воспроизводит то, что идет из детства.
Валери с мужчинами можно определить одной фразой: «Если мне чего-то хочется, то я это беру». Ее жизнь— это сплошная вереница сексуальных связей, а всех своих партнеров она воспринимает как сексуальные объекты и бросает их без всяких объяснений. Исследуя эту тему, она вдруг замечает, что повторяет с мужчинами то, что с ней сделал ее отец и что в основе ее поведения лежит обостренная агрессивность в отношении ко всем мужчинам: «Им всем придется заплатить».
На одном из сеансов Мари, которая страдает вагинизмом, постепенно начинает понимать, что к ее отношениям с мужчинами применим следующий сценарий: «Уж если им этого захочется, то они непременно воспользуются»; именно так и поступал с ней ее дядя. Я предлагаю ей прислушаться к тому, о чем ей сообщает ее болезненно сжатое влагалище. Ответ не заставил себя ждать: «Вы меня больше не получите». Вот уж действительно безошибочный ответный ход...
Для людей, переживших инцест, путь к удовлетворяющей их сексуальности может оказаться очень долгим, поскольку перенесенные травмы то и дело будут бередить сексуальную функцию таких клиентов.
Из всех возможных терапевтических стратегий самой интересной нам представляется та, что связана с понятием о здоровом прерывании цикла, чему клиент никогда не учился. Тем, кто приходит к нам на консультацию, мы часто повторяем, что сексуальный цикл может и даже должен быть прерван в случае родительско-детских отношений.
Способность прервать процесс, ведущий от желания к сексуальным отношениям, равносильна ответственности за свое тело и за свою сексуальность. И мы надеемся, что потом все это поможет человеку осознанно выбрать верный момент для завершения этого цикла.
Перевернуть страницу
В этой главе мы коснемся деликатного момента, который можно определить следующей фразой Кристианы: «Как мне теперь строить свою жизнь дальше?»
Каким образом осуществленная работа с инцестом может обратиться в ресурс человека, а не оставаться до бесконечности фигурой переднего плана?
В этом параграфе мы коснемся обычных трудностей завершающего этапа терапии, однако особенности их проявления позволяют предположить, что травма будет способствовать их амплификации.
Психотерапевт должен постараться заметить предвестников наступающей развязки. Если таких признаков нет, то это может означать, что он увяз со своим клиентом в непрекращающемся повторении пройденного. Ведь своими интервенциями психотерапевт может подталкивать человека к бесконечной психотерапии, только «питая симптом», а не способствуя его устранению.
Иногда возникают затруднения иного характера: клиент или сам терапевт, стремясь слишком быстро перевернуть страницу, забывают о необходимости ассимиляции, усвоения результатов проделанной работы.
Те пять этапов, о которых мы только что рассказали, позволяют точнее понять, как проявляются эти два затруднения, указывая на недостатки в работе. Три первых этапа (разрушение стены молчания, выражение подавленных эмоций, возмещение нанесенного ущерба) связаны с работой с травмой. Два остальных (перестройка отношений с другими людьми, обретение удовлетворяющей сексуальности) касаются не самого инцеста, а его последствий. Начав работать с двумя последними темами, мы можем определить, пришло ли время развязки, по тому, насколько большое значение приписывается травме на самом сеансе.
Жизнь в атмосфере инцеста
Еще большей деликатности и внимания требует от нас работа с теми, кто жил в атмосфере инцеста, который не завершился половым актом. Все окутано неопределенностью: в отношении таких людей не было совершено явных противоправных действий, и они продолжают жить, испытывая растерянность, блуждая по жизни и теряясь в отношениях с другими людьми.
Иногда терапевтическая группа помогает им побороть эту двойственность: когда другие участники группы касаются своих травм, эти люди сравнивают их ситуации со своей и для них что-то проясняется: «У меня было не совсем так, но, в общем, сходство есть».
Жан, который посещает терапевтическую группу, слышит, с каким отвращением одна из ее участниц вспоминает взгляд, которым смотрел на нее отец прямо перед изнасилованием. Эта работа получилась очень эмоциональной, и во время обратной связи на нее откликнулись все участники группы.
Но Жан промолчал, оставаясь при этом очень серьезным. Услышав мой оклик, он резко вздрагивает... и неожиданно говорит: «Я не был изнасилован, но мне знакомо это отвращение».
Он начинает рассказывать о своей матери, о том, какими глазами она всегда на него смотрела, и постепенно отвращение охватывает его самого: ему становится все хуже, ведь он говорит, что любит свою мать и чувствует, что очень с ней близок, но откуда же тогда это отвращение?..
Взяв на себя роль матери, я начинаю потихоньку к нему приближаться. Лицо Жана искривилось, он колеблется и вдруг, резко меня оттолкнув, кричит: «Все, довольно! Я отлично понимаю твои уловки и не первый год их наблюдаю. Ты смотришь на меня материнским взглядом, но у меня такое впечатление, что ты все время мной пользуешься! Я — твоя игрушка!»
В его глазах сверкают молнии. Но когда я отступаю и замолкаю, его лицо становится совсем грустным. «Мне ужасно, когда ты уходишь; я совсем теряюсь... Отвращение, когда ты рядом, растерянность, когда тебя нет...»
Основная тема, с которой работает Жан, — его отношения с женщинами; он понимает, что сейчас в группе он воспроизводит то, что переживал в детстве. Ему не удается вступить в контакт с женщинами из своей группы и перейти от полюса «растерянный ребенок» к полюсу «иди сюда, ты мне нужна». Он очень переживает, осознав, что ему знакомы лишь роли насильника или его жертвы.
Если мы обратимся к пяти этапам терапии инцестов с осуществленным половым актом, то два первых этапа нам придется пропустить: клиенту не нужно ни о чем рассказывать, потому что ему нечего скрывать и он вообще-то сам не знает, что ему выражать: если гнев, то по какому поводу, а если отвращение, то от какого реального действия?..
У самого человека лишь иногда возникает такое впечатление, что он почему-то оказался не на своем месте, не в своей семье-Лилиан — 30-летняя молчаливая женщина; со стороны кажется, что она живет «как в тумане». Несколько месяцев назад она начала посещать терапевтическую группу. Мне видно, что она всегда уступает свое место и соглашается со всем, что ей говорят, словно так и должно быть. Я решила осторожно указать ей на это. Мое замечание помогает ей задуматься о том, чего она хочет сама и как она позволяет другим поглощать себя. Мы неоднократно возвращались к этой теме, и однажды, заметив, что «она ведь всегда так поступала», Лилиан сообщила, что она всегда была наперсницей своей матери, которая рассказывала ей о своей сексуальной жизни и делилась с ней всеми трудностями своих отношений с мужем. Услышав возмущенные замечания некоторых участников своей группы, она поняла, что здесь было что-то не так и что ее мать отводила ей не то место. Лилиан постепенно удалось выйти из тумана, в котором она раньше жила, и она научилась определять, как нарушаются ее границы.
Именно для таких клиентов особый интерес представляет работа в группе; ситуация группы будет способствовать появлению у них вопросов о том, какое место они занимают и какое место принадлежит им по праву. К тому же, участвуя в работе тех, кто подвергся насилию, либо тех, чьи границы были грубо нарушены, такие клиенты, может быть, заметят аналогии и начнут восстанавливать связь с собственной историей.
А что находится на другом полюсе?
В нашем разговоре об инцесте мы кратко рассмотрели вопрос о том, как родители нарушают границы своих детей. А теперь давайте перейдем на другой полюс и рассмотрим тот случай, когда ребенок не принимается своим отцом или матерью, а, наоборот, перед ним — пустота, когда отец не смотрит на дочь из стыда и страха того, что у него возникнет к ней желание. Многие отцы, опасаясь самой мысли об инцесте, так рано срывают цикл, что, не говоря уже о желании, они не осмеливаются проявить сексуального интереса к своей дочери и подавляют в себе любой признак нежности.
Мы говорим об отцовско-дочерних отношениях, ибо такие случаи встречаются чаще всего; есть очень мало свидетельств о сыновьях, оставшихся без внимания матери.
Границу не нарушали, к ней даже близко никто не подходил. У женщин, которые оказались в такой ситуации, возникает не путаница, а чувство пустоты и бесконечные вопросы о том, что такое женственность. Когда они были девочками, их отцы отказали им в здоровом и безопасном знакомстве с женственностью. Сколько есть таких женщин, которые в детстве безуспешно стремились поймать взгляд своего отца...
Понятно, что речь идет все о том же (хоть и в другой форме): сексуальное желание и как им управлять.
Психотерапия людей, совершивших насилие
Некоторые терапевты (их совсем немного) специализируются на сопровождении насильников. Они принимают их в случае приговора, включающего статью о принудительной терапии, ибо редко какой насильник придет на терапию по собственной воле.
Такая работа далеко не проста, и нужно отдать должное тому, что делают эти профессионалы в своем стремлении еломать замкнутый круг — ведь в большинстве случаев насильник в детстве сам пережил насилие.
Один из первых этапов состоит в том, чтобы, опираясь на чувство вины за совершенные акты насилия или домогательства, вместе разобраться в том, как наш клиент может возместить причиненный им ущерб. Признание им совершенного правонарушения и ущерба, нанесенного другому лицу, является обязательным предварительным условием для начала такой работы. Однако не все способны совершить такое признание.
Мне вспоминается господин Д., приговоренный к принудительному психотерапевтическому лечению. Он признавал, что совершил проступок, достойный наказания, и считал, что искупит вину тем, что будет ходить ко мне на терапию, расплачиваясь за нее, как за совершенное преступление. Тогда я предложила ему вместе подумать над тем, представляется ли такое возмещение ущерба справедливым не только ему, но и его жертве. На следующий сеанс он уже не пришел; это произошло, скорее всего, потому, что я предложила ему слишком неприятное сравнение.
Господин Д. чувствовал вину, но старался отделаться от этого чувства как можно быстрее, избегая тем самым несомненно более сложного поиска путей истинного возмещения причиненного им ущерба.
Другая ось такой терапии — работа с повторением действий. Это длительная, но очень важная работа. Чаще всего насильнику бывает знакома единственная модель отношений; это интрузивная модель с грубым нарушением чужих границ. Он будет постоянно стремиться к ее воспроизводству, не зная, что может поступать по-другому. У терапевта есть возможность опереться на те отношения, которые он пытается установить со своим клиентом, для того чтобы открыть ему иные возможности.
У насильников, и в особенности у тех, кто совершил особо жестокое насилие, сфера воображения развита очень слабо. У таких людей бессознательные влечения сразу переходят в действия, не подвергаясь никакой психической переработке.
Те же, кто совершал насилие, но не в жестокой форме (но можно ли говорить, что насилие может быть не жестоким?), все же умеют фантазировать, однако они смешивают фантазию с реальностью и не способны провести границу между собой и другими людьми (что хорошо для меня самого, то, несомненно, подойдет и другому).
Восстановление способности фантазировать при тщательном разделении фантазии и реальности (и восстановление фан-тазмов) в таком случае может стать долгосрочной рабочей стратегией.
Кроме того, в наш кабинет на прием могут прийти родители, которые совершили инцест, но не были за это осуждены. Терапевту следует подготовиться к такой возможности и тщательно обдумать варианты работы. Сам он оказывается в своеобразной ловушке: с одной стороны — французский закон, который позволяет нарушать профессиональную тайну в целях содействия правосудию, с другой стороны — его собственные обязательства в отношении клиента, которому он надеется помочь преодолеть проблемы, с третьей — его собственные переживания и сочувствие к пережившему насилие ребенку, которые, возможно, создадут трудности в работе с клиентом, совершившим насилие.
Здесь возможно только самостоятельное решение; все советы будут бесполезны, если мы не обратимся к своей этике и не постараемся ощутить, каким образом этот человек затрагивает нашу личность, возмущает или становится для нас невыносимым; мы должны постараться понять, сможем ли создать с ним терапевтический альянс, который необходим для терапевтического сопровождения клиента.
Чтобы дать согласие на терапевтическое сопровождение человека, совершившего насилие, мне необходимо, чтобы выполнялись два условия; первое касается лично его, а второе — меня самой. Прежде всего я спрашиваю у него, прекратил ли он свою кровосмесительную практику. Если нет, то я требую, чтобы он немедленно ее прекратил, так как я не способна помогать тому, кто продолжает заниматься детским насилием. В то же время я смогу работать с таким человеком только тогда, когда мне удастся понять, что он хотя бы чуть-чуть страдает, и проникнуться к нему состраданием. Но мне не всегда это удается... И это означает, что я не беру на психотерапию всех без разбору насильников.
В терапии инцестов, завершившихся половым актом, мы выделяем пять основных этапов:
1) разрушение стены молчания;
2) выражение подавленных эмоций;
3) возмещение нанесенного ущерба;
4) перестройка отношений с другими людьми;
5) обретение удовлетворяющей сексуальности.
А теперь детально рассмотрим каждый из этих этапов.
Разрушение стены молчания
Преодоление молчания и признание случившегося
Фундаментальное значение имеет рассказ потерпевшего о случившемся. И пусть это скромное достижение (хотя и оно дается нелегко), но тем не менее такое свидетельство помогает человеку порвать с предписанием хранить молчание, исходившим от насильника или окружающих: «Это наши дела» или «Будешь говорить — с нами случится несчастье»...
Ингрид касается этой темы на сеансе индивидуальной терапии. Ей неловко говорить: ее взгляд уплывает вдаль и она замолкает посреди фразы, вздрагивая, когда я к ней обращаюсь, словно забыв, что я нахожусь с ней рядом. Постепенно ее тело становится напряженным, и когда я прошу ее обратить внимание на телесные проявления напряжения, она отвечает: «Я боюсь... наверное, я должна никому об этом не говорить».
Мы вместе проводим исследование интроекта «об этом не нужно говорить» и постепенно с большим трудом Ингрид начинает отделять себя от фразы, которую она решила приписать своему отцу.
Вслед за ее заявлением о том, что «теперь она может говорить», следует мой совет: для закрепления полученных изменений рассказать об этом на терапевтической группе, которую она начала посещать несколько месяцев назад.
Я побуждаю ее принять ответственность за свое решение рассказать об инцесте, но такая экзистенциальная данность, как ответственность, кажется Ингрид совершенно незнакомой; принятие ответственности за свой выбор — вот что станет путеводной нитью ее последующей терапевтической работы.
Этот эпизод из терапии Ингрид еще раз подчеркивает большое значение группы, которая играет здесь роль усилителя ее слов: «Раньше я не имела права говорить об этом, а теперь рассказываю сразу десяти человекам!» Группа может предстать для клиента той воображаемой семьей, которая наконец-то его слышит.
Иногда человек, несмотря на то что ему никто не запрещал говорить об инцесте, внушает себе, что говорить нельзя, потому что « он наверняка не хотел, чтобы я об этом рассказывал(а)». Работать с такими «ауто-интроектами» намного сложнее, поскольку сами они основываются на проекциях (я воображаю себе, что он не хочет, чтобы я говорила), а не на реально сказанных и услышанных фразах. Если человек действительно получил приказ, то, поняв его смысл, он может его отвергнуть и вернуть отправителю (например: «Папа, ты приказал мне не говорить, но теперь меня это злит, для меня это невыносимо, и я больше не собираюсь молчать»); но если такой приказ — лишь плод воображения клиента, то ему будет намного труднее разозлиться... на кого-то, кто ничего не говорил и, соответственно, труднее отказаться от такого интроекта.
Иногда недосказанности преодолеваются за счет реактивного образования*; в этом случае человек начинает рассказывать о себе всем и повсюду, как это произошло с Беатрис:
Эта женщина на первой же встрече предъявляет мне рассказ о пережитом инцесте как свое удостоверение личности.
Ключевым моментом терапии Беатрис стала работа с функцией personality". Слово «инцест» стало ее «паролем»; ведь о себе ей было известно лишь то, что она — «женщина, пережившая инцест» и, по ее словам, я слушала ее краем уха и по-настоящему этого не понимала...
Преодолев молчание, она ушла в противоположную полярность — в многословие, и захватила окружающее поле, как раньше захватили ее саму. Для нее я была чутким ухом, и мне нужно было жалеть ее и соглашаться со всем, что она говорит... пока она не осознает свои повторы; ведь теперь она решила, что в отношениях с ней я стану исполнять роль того объекта, которым когда-то была она сама.
Работа становится более сложной и деликатной в том случае, если клиент отказывается признать случившееся. Например, Мод отрицала сам факт происшедшего инцеста.
Реактивное образование проявляется в поведении, которое полностью противоречит тому, что человек ощущает в глубине самого себя.
Функция personality отвечает за вербальное представление субъекта о самом себе, за тот образ, в котором человек узнает самого себя. То есть это функция интегрирования всего жизненного опыта, лежащая в основании ощущения самости.
Эта тема всплывает для нее в тот момент, когда она резко отпрянула, увидев, что к ней устремился один из мужчин ее терапевтической группы. Я отмечаю этот факт и спрашиваю у нее, что происходит, добавляя при этом: «Наверное, тебе грозит какая-то опасность?»
Мод смутилась и бросила на меня растерянный взгляд; в этот момент она показалась мне ребенком, который пробудился от страшного сна. Она закричала: «Нет! Неправда! Этого не было!..»
Ее захватывают эмоционально окрашенные образы, в которых на первом этапе ее работы будет доминировать чувство страха.
Итак, правда ли это? Была ли она действительно изнасилована или это фантазия? Но что значит этот вопрос для нас, психотерапевтов? Ведь задаваясь таким вопросом, мы тем самым оставляем феноменологическую позицию, которая открыта субъективно-личному человеческому опыту.
Настоящий вопрос состоит не в том, правда ли это или нет, а в том, «важно ли мне знать, в частности, по отношению к этому человеку (моему клиенту), правда это или нет?» Фокус внимания смещается: нас интересует не та Правда, которая остается уделом судей, а правда данного человека и то, как она объясняет его отношение к случившемуся. Мы вернемся к разговору об этом при обсуждении фазы возмещения нанесенного ущерба.
В процессе терапевтического сопровождения не стоит ни высказывать сомнений, которые могут стать разрушительными («Мой терапевт мне тоже не верит...»), ни усиливать впечатление реальности изнасилования, в том случае, если клиентка сомневается, было ли оно на самом деле. Вместо этого психотерапевт, используя силу внушения, может способствовать преобразованию фантазма в воспоминание*.
Кроме того, признавая сам факт инцеста, клиенты могут отрицать серьезность происшедшего, как в случае с Фабьен, которая сказала мне: «Да, это со мной случилось, но все это не так уж и страшно».
Эта фраза Фабьен показала мне всю сложность моего положения; ее утверждение о том, что «все это не так уж и страшно», заставило меня задуматься о моих собственных убеждениях. На чем же основана моя убежденность в том, что «это серьезно»? И для чего мне нужно, чтобы и она признала серьезность случившегося? Стоит ли специально бередить рану, цепляясь за внешнюю проблематику и отказываясь замечать личность этой женщины в целом; ведь она, как видимо, сумела обрести более или менее устойчивое равновесие...
Борис Сирюльник* в своей статье в коллективном сборнике «Инцест» пишет о культуральной обусловленности наших чувств: так, все мы, за исключением де Сада, а в последующем лишь нескольких психологов и юристов, утверждаем, что инцест — это непременно что-то ужасное. И прежде чем окончательно решить, что Фабьен старается не замечать всей серьезности случившегося, я постаралась выслушать ее, помня о том, что на свете бывают и счастливые инцесты, хотя мне и сложно это представить.
На самом деле, уже после нескольких сеансов терапии Фабьен смогла придать настоящий смысл своей фразе «Это не так уж и страшно» и определить, что за ней скрывались не позитивные переживания, связанные с инцестом, а ее низкая самооценка: «В любом случае я ничего не стою».
Прошло немало времени, прежде чем Фабьен смогла понять связь между своими жизненными трудностями и тем, что теперь она станет называть своей травмой.
Выход из нечувствительности
Мари уже несколько месяцев посещает терапевтическую группу, где она всегда сидит особняком, сжавшись в углу. Остальные участники группы отмечают, что им с ней как-то неловко: она словно мраморная статуя, которая всегда безразлична и не реагирует, когда ее трогают.
Однажды, увидев ее сидящей в застывшей позе, я предлагаю ей описать свое тело. Она начинает говорить о нем, как о постороннем объекте, будто о засохшем дереве.
Мари начала выходить из состояния анестезии только тогда, когда я предложила ей исследовать противоположную полярность. Вот как она ее определила: «Если я перестану быть мертвым деревом, то окажусь ревущим животным».
Для того чтобы начать что-то чувствовать, ей потребовалась большая поддержка с моей стороны, так как ее первые ощущения были связаны с переживанием боли.
Выражение подавленных эмоций
Испуг, отвращение, гнев по отношению к агрессору
Множество сильных эмоций у таких клиентов оказываются заблокированными, и их пробуждение часто выглядит очень впечатляюще:
В начале семинара на тему «Работа с сексуальностью» его участникам было предложено изготовить предмет, символизирующий их сексуальность. Кристиана создает коллаж с большими пятнами кроваво-красного цвета. Внезапно, при взгляде на эти пятна она ощущает сильное отвращение. У нее начинается длительный приступ тошноты. Наконец я вижу, что у нее сжались зубы и слегка напряглись челюсти. Я обращаю на это ее внимание, добавляя: «Может быть, с тобой происходит что-то, чего ты никогда не ощущала?» В ответ она кричит: «Негодяй! Ты не имел права делать это!»
Выражая эти чувства, она переходит из состояния «Я доведена до отвращения, мной манипулируют» в состояние «Я выражаю себя и проявляюсь, я — автор и исполнитель, то есть от болезненного переживания к самообладанию и действию, от подчинения к ответственности.
Переход от испуга и отвращения к гневу на насильника будет то и дело повторяться. Работа психотерапевта заключается в том, чтобы принять эти эмоции и помочь запустить этот процесс, подмечая, например, какие-то признаки, возможно указывающие на наличие гнева, и сообщая о них клиенту. Ему также необходимо принимать в расчет собственные эмоции или свою неспособность что-то почувствовать. Их следует учитывать, но не давать им захватывать при этом целиком все поле, а сосуществовать на нем вместе с другим человеком.
Гнев на окружающих
Чаще всего он оказывается направлен на мать, которая ничего не видела или, что еще хуже, видела, но ничего не сказала или отвергла жалобы ребенка, взрастив в нем чувства изолированности и вины.
Этот этап сравним по своему значению с предыдущим, и он не всегда наступает в самом начале терапии.
Кристиана прошла первую часть терапии с психотерапевтом-мужчиной, но к этой теме она приступила уже со мной, заметив как-то в ходе разговора о наших отношениях, что я ее не защищаю и не верю ей, когда она рассказывает мне о своих страхах и опасениях. Со своим первым терапевтом она долго исследовала свои эмоциональные реакции по отношению к человеку, совершившему насилие, — своему отцу. Во второй же части терапии, вместе со мной она смогла коснуться своей сильной обиды на мать. Самые травматические воспоминания Кристианы были связаны не с сексуальными контактами с отцом, а с тем моментом, когда она попыталась все рассказать своей матери, которая остановила ее, заговорив о совсем других вещах, так, словно ничего не произошло.
Исследование чувства вины «Я сама не отвергла его домогательства»
Мари винит себя в том, что не отказывалась от домогательств своего дяди. «Я приходила, когда он звал меня, хотя я не должна была этого делать, ведь я прекрасно знала, что он опять будет меня трогать».
На этом этапе работы я только напоминаю ей, как и в случае с Анни (из главы 5), что следовать закону — обязанность взрослого человека, а не восьмилетней девочки. Эта простая и понятная фраза производит эффект разорвавшейся бомбы. Ясно, что Мари, которая сама работает воспитательницей, все это понятно как специалисту, но ей не удается применить это к себе самой...
Первый этап в работе с Мари состоял в переходе от детского чувства вины к состоянию ее «невиновности» (о чем, словно хранительница закона, я заявила сначала сама, а потом это приняла и признала Мари): «Да, верно, я не могу брать на себя ответственность за то, что не сказала ему "нет" ». На следующем этапе происходило принятие ответственности за себя как за взрослого: «Теперь я могу сказать "нет"». На дополнительном этапе, о котором еще пойдет речь, клиент сможет сказать «да», если ему это подходит.
«Я испытывала удовольствие»
В этом случае чувство вины бывает еще сильнее и глубже и клиенту иногда недостаточно напоминания о законе и о тех, кто несет ответственность за его соблюдение.
Кристиана добавляет: «Мне это нравилось, а иногда я даже сама на это набивалась».
Она перестала винить себя, лишь заметив, что «набивалась на это», когда ощущала одиночество и потерянность; только так она могла добиться необходимого ей внимания. Она стала отличать собственную потребность в нежности и привязанности от сексуальных потребностей, которые испытывал ее отец, а не она сама.
Работа с чувством стыда
«Я отвратительная и грязная, я плохая, и мне стыдно»
Если чувство вины вызвано реальными действиями и поступками, то стыд связан с внутренним опытом человека, который может стыдиться того, что «он такой и ему от этого стыдно». Чувство стыда переживается в присутствии и под взглядом (иногда воображаемым) другого человека; его бывает трудно определить, обозначить и выразить.
Мари считает себя «помойным ведром» и добавляет с гримасой отвращения на лице: «Я сама себе отвратительна, мне стыдно,что я такая».
Когда ей удается сказать: «Я сама себе отвратительна», то это означает, что болезненное переживание еще остается, но этап испуга и отвращения уже преодолен, и Мари уже не столь сильно охвачена тем, что вызывает у нее тошноту. Из последовавших фраз понемногу становится ясно, что окружение все больше и больше приобретает для нее черты действительности: «Отвратительна не только я, но и он: его напряженный член, те странные взгляды, которые он на меня бросает».
Чтобы обрести собственное достоинство, Мари придется проделать большую работу, в завершении которой она скажет: «Теперь уже мне не страшно взглянуть тебе в лицо и разговаривать с тобой без всякого стыда».
В последней главе мы вернемся к вопросам стыда и вины — чувств, которые возникают не только в связи с инцестом.
Реальное и/или символическое возмещение ущерба
Требование возместить причиненный ущерб — необходимый этап в терапии любого человека, перенесшего инцест. В какой-то момент такому человеку необходимо осуществить реальные или символические действия для того, чтобы взять в свои руки собственное излечение или, скорее, заживление своих ран.
В данном случае следует тщательно исследовать, хочет ли клиент остаться на символическом уровне или перейти в реальное измерение. Не психотерапевту решать, что лучше поможет клиенту возместить нанесенный ущерб; его задача состоит в том, чтобы помочь человеку самому сделать свой выбор, осознавая при этом его возможные последствия.
Возьмем один пример: часто можно слышать, что заявление об инцесте в органы правосудия необходимо для выздоровления пострадавшего. У нас несколько иная позиция, и мы не столь склонны к обобщениям. Очевидно, что обращение к правосудию подчеркивает законность страдания тех, кто перенес инцест; вместе с тем происходит обличение виновного, что имеет большое значение для тех пострадавших, которым было приказано молчать или чьи жалобы были отвергнуты окружающими. Однако необходимо также учитывать все возможные последствия в каждом из конкретных случаев; разрушенная семья, арест виновного, судебное разбирательство могут оказаться для некоторых людей новыми, не менее болезненными травмами.
Жаклин, Карин и Кристиана выбрали реальные действия.
Жаклин написала своему отцу и теперь дожидается его ответа. Она надеется с ним встретиться.
Она уже 15 лет не видела своего отца, и, прежде чем принять решение написать ему, она долго обсуждала со мной эту встречу, воображала ее, проигрывала ее в своем воображении и рассматривала все возможные трудности. Наконец она решила, что, несмотря на трудности, она хочет с ним встретиться и готова к тому, что, возможно, он так ей ничего и не скажет.
Карин, которой 25 лет, решила подать иск в суд. Она еще может добиться обвинительного приговора (закон от июля 1989 г. предусматривает срок давности для исков по изнасилованию равным десяти годам с момента наступления совершеннолетия потерпевшего; для иска по поводу развратных действий, которые считаются мелким правонарушением, а не преступлением, срок давности равен трем годам с момента совершения противоправного действия)*.
Мы рассмотрели с ней все этапы судебного разбирательства, начиная с подачи иска, сам судебный процесс, возможное решение суда об отсутствии состава преступления, отношение к ней других членов семьи, которые могут ее отвергнуть, арест ее отца, реакция общественного мнения их города. Мы рассмотрели и другие способы возмещения нанесенного ущерба, но она сказала мне, что ей нужно услышать решение Правосудия.
Впоследствии мы постарались оказать Карин всевозможную поддержку, понимая, что у нее впереди трудный путь.
Судебные процедуры и сроки давности для исков описаны в следующей книге: Amblard F. Panser impensable. Editions Jouvence, 2003.
А Кристиана, записав свою историю в форме литературного произведения, послала ее своей матери, предварительно исследовав все возможные последствия своего поступка. Она не хочет никаких столкновений с отцом, но ей нужно знать, известно ли что-то ее матери или нет. Ее мать ответила ей только то, что она ничего не поняла из ее письма, воспроизведя тот же механизм избегания, который использовала на протяжении всего детства Кристианы... Такой ответ непросто переварить, но это позволило Кристиане, выразившей поначалу сильный гнев, прекратить ждать, что ее мать попросит у нее прощения.
Жаклин, Карин и Кристиана намереваются воплотить свои планы в реальные действия, поэтому их необходимо подготовить, предусмотреть все их последствия, а также возможность не выполнять их... чтобы не повторить исходный примитивный сценарий насильника: «Мне хочется, и я это делаю». В частности, Карине потребовалось много времени, чтобы перейти от импульсивной мести к обдуманным и ответственным поступкам.
В тот момент, когда человек стакивается с реальностью, вновь возникает вопрос достоверности фактов. Но на этот раз он предстает совсем другим образом, ведь достоверность происшедшего будет изучаться в суде, а не психотерапевтом: человек выйдет из терапевтического пространства и столкнется с правосудием, допросами, поиском доказательств и свидетелей.
Возмещение ущерба может также произойти на символическом уровне — в ритуальной форме на индивидуальной или групповой терапии.
Мари пишет письмо своему дяде. Прочитав его участникам терапевтической группы, которую она посещает, она решает не отсылать его, так как в противном случае ей пришлось бы столкнуться со сложной для нее ситуацией. Она вручает это письмо мне, а группа остается свидетелем ее решения; таким образом, Мари оставляет дверь открытой, не отказываясь от столкновения с ним, но не сейчас, а позже и только если это покажется ей необходимым.
Кати написала книгу, где в художественной форме повествует о пережитом инцесте. Она просит меня прочитать ее; я нахожу, что текст получился острым и впечатляющим и очень хорошо написан. Я предлагаю ей показать его другим, чтобы понять, хочет ли она его опубликовать.
Для Мари и Кати оказалось достаточно таких действий, чтобы означить свое восстановление от случившейся травмы, оставив болезненные переживания и обратившись к созиданию собственной жизни. Кати, приняв решение опубликовать и продать свою книгу, понимает всю важность своего поступка; из своего гонорара она отложила немного денег для подарка самой себе за собственное мужество...
Перестройка отношений с другими людьми
Путаница
Каково место каждого человека внутри своей семьи? Может ли девочка испытывать сексуальное желание? А отец? Что же он хочет, когда смотрит на меня таким взглядом?
Впервые я встретилась с Даниэль на одной из терапевтических групп. Мне было сложно зацепиться за нее взглядом, у меня было такое впечатление, как будто между нами стояло стекло. Я решила рассказать ей о том, как мне трудно вступить с ней в отношения; у меня такое ощущение, как будто мне мешает запотевшее стекло... Этот образ заставляет ее откликнуться: «Да, я как в тумане, я не знаю, чего ты от меня хочешь, и не понимаю, как я сама к тебе отношусь». И вот она делает вывод: «Все это напоминает мою семью, где мне всегда было неуютно и тревожно».
Такая же путаница может проявляться и в сексуальной сфере. Что это: нежность и привязанность или сексуальное желание? Если мужчина меня ценит, то он захочет и сексуальных отношений...
Люди могут смешивать совершенно разные области: рассказывая о своей семье, человек может смешивать представление о положении каждого человека в семейной системе поколений с представлением о ролях, которые может исполнять каждый отдельный человек; поэтому девочки иногда оказываются в роли наперсниц своих матерей, выслушивая от них рассказы об их личной и сексуальной жизни.
В случае подобной путаницы слово терапевта может выполнить функцию якоря: напоминая в ходе своих интервенций о сеттинге, рамках психотерапии и правилах поведения ее участников, терапевт тем самым указывает на существование Закона, что совсем неочевидно для тех, кто пережил инцест.
Если в детстве у клиента не было других родственников, которые могли бы защитить и оградить его от взрослого кровосмесителя, то терапевт может символически принять на себя эту роль.
Срывы цикла контакта и цикла сексуальной реакции
На этих страницах нам еще несколько раз доведется встретиться с Кристианой. Занимаясь в течение несколько лет индивидуальной и групповой психотерапией, она проработала большую часть аспектов данной проблематики.
На одном из индивидуальных сеансов Кристиана упомянула о том, что один из мужчин ее терапевтической группы кажется ей привлекательным, но сама она запуталась и не может сказать, что чувствует и чего хочет.
Я предлагаю ей определить, на каком этапе цикла сексуальной реакции (см. главу 2) она сейчас находится. На бумаге я рисую схему цикла.
Рисунок помогает Кристиане обнаружить, что она испытывала к Жану желание, но не стремилась к большему, а значит, этот цикл можно безболезненно прервать, что оказалось для нее настоящим откровением.
Она тут же проводит связь между тем, что произошло, и отношениями с отцом: «Для меня проблемой было не сексуальное желание моего отца, а его неспособность прервать этот цикл, когда он оказывался вместе со мной».
Сделав это важное замечание, Кристиана тем самым сказала, что допустила бы желание со стороны отца, если бы он был способен им управлять.
В сопровождении людей, переживших инцест, мы можем применять цикл, которым пользуются сексологи, с таким же успехом, как и цикл контакта гештальт-подхода.
Повторение
Я опять возвращаюсь к Кристиане. Она завершает свою терапию, выполнив большую работу с переживаниями, связанными с инцестом. Она уже несколько месяцев ничего не говорит о нем. На этом этапе она опять начнет о нем говорить, но уже совсем по-иному, и это станет для меня подтверждением того, что он перестал быть для нее основной фигурой.
Кристиана выражает свой гнев на одного из своих университетских преподавателей, с которым ей недавно опять довелось встретиться. Раньше она ему очень доверяла и даже позволила сблизиться с ней. «Но он был так далек от меня, — рассказывает Кристиана, — мне не понравилось то, как он меня поцеловал».
— И ты ничего ему не сказала и ничего не сделала?
— Нет, ведь он сам должен был остановиться.
Потом она начинает понимать, что она могла бы остановить его, но вместо этого возложила на него всю ответственность.
Кристиана мгновенно проводит аналогию со своим отцом, но вспоминает о нем как об ориентире из своего прошлого: «Когда я была ребенком, мой отец должен был сам определить границы, но он этого не сделал, и теперь я проигрываю это со своим преподавателем, уже став совсем взрослой!»
Здесь центральной фигурой является уже не травма, а ин-троецированный способ отношений с другими людьми.
Обретение удовлетворяющей сексуальности
Пережившие инцест люди подверглись действиям того, кто не сумел прервать цикл на переходе от желания к сексуальному акту. Ребенок, испытавший инцест, может начать обобщать, думая, что отношения со всеми другими людьми обязательно будут такими же. Примером тому — две следующие истории, в которых человек в своих актуальных сексуальных отношениях воспроизводит то, что идет из детства.
Валери с мужчинами можно определить одной фразой: «Если мне чего-то хочется, то я это беру». Ее жизнь— это сплошная вереница сексуальных связей, а всех своих партнеров она воспринимает как сексуальные объекты и бросает их без всяких объяснений. Исследуя эту тему, она вдруг замечает, что повторяет с мужчинами то, что с ней сделал ее отец и что в основе ее поведения лежит обостренная агрессивность в отношении ко всем мужчинам: «Им всем придется заплатить».
На одном из сеансов Мари, которая страдает вагинизмом, постепенно начинает понимать, что к ее отношениям с мужчинами применим следующий сценарий: «Уж если им этого захочется, то они непременно воспользуются»; именно так и поступал с ней ее дядя. Я предлагаю ей прислушаться к тому, о чем ей сообщает ее болезненно сжатое влагалище. Ответ не заставил себя ждать: «Вы меня больше не получите». Вот уж действительно безошибочный ответный ход...
Для людей, переживших инцест, путь к удовлетворяющей их сексуальности может оказаться очень долгим, поскольку перенесенные травмы то и дело будут бередить сексуальную функцию таких клиентов.
Из всех возможных терапевтических стратегий самой интересной нам представляется та, что связана с понятием о здоровом прерывании цикла, чему клиент никогда не учился. Тем, кто приходит к нам на консультацию, мы часто повторяем, что сексуальный цикл может и даже должен быть прерван в случае родительско-детских отношений.
Способность прервать процесс, ведущий от желания к сексуальным отношениям, равносильна ответственности за свое тело и за свою сексуальность. И мы надеемся, что потом все это поможет человеку осознанно выбрать верный момент для завершения этого цикла.
Перевернуть страницу
В этой главе мы коснемся деликатного момента, который можно определить следующей фразой Кристианы: «Как мне теперь строить свою жизнь дальше?»
Каким образом осуществленная работа с инцестом может обратиться в ресурс человека, а не оставаться до бесконечности фигурой переднего плана?
В этом параграфе мы коснемся обычных трудностей завершающего этапа терапии, однако особенности их проявления позволяют предположить, что травма будет способствовать их амплификации.
Психотерапевт должен постараться заметить предвестников наступающей развязки. Если таких признаков нет, то это может означать, что он увяз со своим клиентом в непрекращающемся повторении пройденного. Ведь своими интервенциями психотерапевт может подталкивать человека к бесконечной психотерапии, только «питая симптом», а не способствуя его устранению.
Иногда возникают затруднения иного характера: клиент или сам терапевт, стремясь слишком быстро перевернуть страницу, забывают о необходимости ассимиляции, усвоения результатов проделанной работы.
Те пять этапов, о которых мы только что рассказали, позволяют точнее понять, как проявляются эти два затруднения, указывая на недостатки в работе. Три первых этапа (разрушение стены молчания, выражение подавленных эмоций, возмещение нанесенного ущерба) связаны с работой с травмой. Два остальных (перестройка отношений с другими людьми, обретение удовлетворяющей сексуальности) касаются не самого инцеста, а его последствий. Начав работать с двумя последними темами, мы можем определить, пришло ли время развязки, по тому, насколько большое значение приписывается травме на самом сеансе.
Жизнь в атмосфере инцеста
Еще большей деликатности и внимания требует от нас работа с теми, кто жил в атмосфере инцеста, который не завершился половым актом. Все окутано неопределенностью: в отношении таких людей не было совершено явных противоправных действий, и они продолжают жить, испытывая растерянность, блуждая по жизни и теряясь в отношениях с другими людьми.
Иногда терапевтическая группа помогает им побороть эту двойственность: когда другие участники группы касаются своих травм, эти люди сравнивают их ситуации со своей и для них что-то проясняется: «У меня было не совсем так, но, в общем, сходство есть».
Жан, который посещает терапевтическую группу, слышит, с каким отвращением одна из ее участниц вспоминает взгляд, которым смотрел на нее отец прямо перед изнасилованием. Эта работа получилась очень эмоциональной, и во время обратной связи на нее откликнулись все участники группы.
Но Жан промолчал, оставаясь при этом очень серьезным. Услышав мой оклик, он резко вздрагивает... и неожиданно говорит: «Я не был изнасилован, но мне знакомо это отвращение».
Он начинает рассказывать о своей матери, о том, какими глазами она всегда на него смотрела, и постепенно отвращение охватывает его самого: ему становится все хуже, ведь он говорит, что любит свою мать и чувствует, что очень с ней близок, но откуда же тогда это отвращение?..
Взяв на себя роль матери, я начинаю потихоньку к нему приближаться. Лицо Жана искривилось, он колеблется и вдруг, резко меня оттолкнув, кричит: «Все, довольно! Я отлично понимаю твои уловки и не первый год их наблюдаю. Ты смотришь на меня материнским взглядом, но у меня такое впечатление, что ты все время мной пользуешься! Я — твоя игрушка!»
В его глазах сверкают молнии. Но когда я отступаю и замолкаю, его лицо становится совсем грустным. «Мне ужасно, когда ты уходишь; я совсем теряюсь... Отвращение, когда ты рядом, растерянность, когда тебя нет...»
Основная тема, с которой работает Жан, — его отношения с женщинами; он понимает, что сейчас в группе он воспроизводит то, что переживал в детстве. Ему не удается вступить в контакт с женщинами из своей группы и перейти от полюса «растерянный ребенок» к полюсу «иди сюда, ты мне нужна». Он очень переживает, осознав, что ему знакомы лишь роли насильника или его жертвы.
Если мы обратимся к пяти этапам терапии инцестов с осуществленным половым актом, то два первых этапа нам придется пропустить: клиенту не нужно ни о чем рассказывать, потому что ему нечего скрывать и он вообще-то сам не знает, что ему выражать: если гнев, то по какому поводу, а если отвращение, то от какого реального действия?..
У самого человека лишь иногда возникает такое впечатление, что он почему-то оказался не на своем месте, не в своей семье-Лилиан — 30-летняя молчаливая женщина; со стороны кажется, что она живет «как в тумане». Несколько месяцев назад она начала посещать терапевтическую группу. Мне видно, что она всегда уступает свое место и соглашается со всем, что ей говорят, словно так и должно быть. Я решила осторожно указать ей на это. Мое замечание помогает ей задуматься о том, чего она хочет сама и как она позволяет другим поглощать себя. Мы неоднократно возвращались к этой теме, и однажды, заметив, что «она ведь всегда так поступала», Лилиан сообщила, что она всегда была наперсницей своей матери, которая рассказывала ей о своей сексуальной жизни и делилась с ней всеми трудностями своих отношений с мужем. Услышав возмущенные замечания некоторых участников своей группы, она поняла, что здесь было что-то не так и что ее мать отводила ей не то место. Лилиан постепенно удалось выйти из тумана, в котором она раньше жила, и она научилась определять, как нарушаются ее границы.
Именно для таких клиентов особый интерес представляет работа в группе; ситуация группы будет способствовать появлению у них вопросов о том, какое место они занимают и какое место принадлежит им по праву. К тому же, участвуя в работе тех, кто подвергся насилию, либо тех, чьи границы были грубо нарушены, такие клиенты, может быть, заметят аналогии и начнут восстанавливать связь с собственной историей.
А что находится на другом полюсе?
В нашем разговоре об инцесте мы кратко рассмотрели вопрос о том, как родители нарушают границы своих детей. А теперь давайте перейдем на другой полюс и рассмотрим тот случай, когда ребенок не принимается своим отцом или матерью, а, наоборот, перед ним — пустота, когда отец не смотрит на дочь из стыда и страха того, что у него возникнет к ней желание. Многие отцы, опасаясь самой мысли об инцесте, так рано срывают цикл, что, не говоря уже о желании, они не осмеливаются проявить сексуального интереса к своей дочери и подавляют в себе любой признак нежности.
Мы говорим об отцовско-дочерних отношениях, ибо такие случаи встречаются чаще всего; есть очень мало свидетельств о сыновьях, оставшихся без внимания матери.
Границу не нарушали, к ней даже близко никто не подходил. У женщин, которые оказались в такой ситуации, возникает не путаница, а чувство пустоты и бесконечные вопросы о том, что такое женственность. Когда они были девочками, их отцы отказали им в здоровом и безопасном знакомстве с женственностью. Сколько есть таких женщин, которые в детстве безуспешно стремились поймать взгляд своего отца...
Понятно, что речь идет все о том же (хоть и в другой форме): сексуальное желание и как им управлять.
Психотерапия людей, совершивших насилие
Некоторые терапевты (их совсем немного) специализируются на сопровождении насильников. Они принимают их в случае приговора, включающего статью о принудительной терапии, ибо редко какой насильник придет на терапию по собственной воле.
Такая работа далеко не проста, и нужно отдать должное тому, что делают эти профессионалы в своем стремлении еломать замкнутый круг — ведь в большинстве случаев насильник в детстве сам пережил насилие.
Один из первых этапов состоит в том, чтобы, опираясь на чувство вины за совершенные акты насилия или домогательства, вместе разобраться в том, как наш клиент может возместить причиненный им ущерб. Признание им совершенного правонарушения и ущерба, нанесенного другому лицу, является обязательным предварительным условием для начала такой работы. Однако не все способны совершить такое признание.
Мне вспоминается господин Д., приговоренный к принудительному психотерапевтическому лечению. Он признавал, что совершил проступок, достойный наказания, и считал, что искупит вину тем, что будет ходить ко мне на терапию, расплачиваясь за нее, как за совершенное преступление. Тогда я предложила ему вместе подумать над тем, представляется ли такое возмещение ущерба справедливым не только ему, но и его жертве. На следующий сеанс он уже не пришел; это произошло, скорее всего, потому, что я предложила ему слишком неприятное сравнение.
Господин Д. чувствовал вину, но старался отделаться от этого чувства как можно быстрее, избегая тем самым несомненно более сложного поиска путей истинного возмещения причиненного им ущерба.
Другая ось такой терапии — работа с повторением действий. Это длительная, но очень важная работа. Чаще всего насильнику бывает знакома единственная модель отношений; это интрузивная модель с грубым нарушением чужих границ. Он будет постоянно стремиться к ее воспроизводству, не зная, что может поступать по-другому. У терапевта есть возможность опереться на те отношения, которые он пытается установить со своим клиентом, для того чтобы открыть ему иные возможности.
У насильников, и в особенности у тех, кто совершил особо жестокое насилие, сфера воображения развита очень слабо. У таких людей бессознательные влечения сразу переходят в действия, не подвергаясь никакой психической переработке.
Те же, кто совершал насилие, но не в жестокой форме (но можно ли говорить, что насилие может быть не жестоким?), все же умеют фантазировать, однако они смешивают фантазию с реальностью и не способны провести границу между собой и другими людьми (что хорошо для меня самого, то, несомненно, подойдет и другому).
Восстановление способности фантазировать при тщательном разделении фантазии и реальности (и восстановление фан-тазмов) в таком случае может стать долгосрочной рабочей стратегией.
Кроме того, в наш кабинет на прием могут прийти родители, которые совершили инцест, но не были за это осуждены. Терапевту следует подготовиться к такой возможности и тщательно обдумать варианты работы. Сам он оказывается в своеобразной ловушке: с одной стороны — французский закон, который позволяет нарушать профессиональную тайну в целях содействия правосудию, с другой стороны — его собственные обязательства в отношении клиента, которому он надеется помочь преодолеть проблемы, с третьей — его собственные переживания и сочувствие к пережившему насилие ребенку, которые, возможно, создадут трудности в работе с клиентом, совершившим насилие.
Здесь возможно только самостоятельное решение; все советы будут бесполезны, если мы не обратимся к своей этике и не постараемся ощутить, каким образом этот человек затрагивает нашу личность, возмущает или становится для нас невыносимым; мы должны постараться понять, сможем ли создать с ним терапевтический альянс, который необходим для терапевтического сопровождения клиента.
Чтобы дать согласие на терапевтическое сопровождение человека, совершившего насилие, мне необходимо, чтобы выполнялись два условия; первое касается лично его, а второе — меня самой. Прежде всего я спрашиваю у него, прекратил ли он свою кровосмесительную практику. Если нет, то я требую, чтобы он немедленно ее прекратил, так как я не способна помогать тому, кто продолжает заниматься детским насилием. В то же время я смогу работать с таким человеком только тогда, когда мне удастся понять, что он хотя бы чуть-чуть страдает, и проникнуться к нему состраданием. Но мне не всегда это удается... И это означает, что я не беру на психотерапию всех без разбору насильников.
Комментариев нет:
Отправить комментарий