Что такое парафилия?
Слово «парафилия» происходит от греческих слов «para» — «возле, около» и «philia» — «любовь». С недавних пор оно стало применяться сексологами взамен слов «перверсия» или «извращение», которые использовались для обозначения как типа сексуального поведения, так и устойчивой структуры психики (ее определение дал 3. Фрейд). А в повседневной речи, говоря, например: «Он просто извращенец!», это слово использовали с целью осуждения другого человека.
Обратимся к определению парафилии, которое предлагает известный психиатр Гельфи: «Парафилии — это виды сексуального поведения, направленного на получение оргазма, который или достигается с запрещенными в данном обществе партнерами, или сопровождается ритуализированным поиском определенных условий, никак не связанных с самим сексуальным актом». Такое определение, где упоминается общество, делает акцент на культурном факторе, а именно: то, что в одном обществе считается парафилиеи, не является таковой в другом. Гомосексуализм сейчас во Франции не считается парафилиеи, хотя в прошлом веке считался, и продолжает считаться таковой в ряде других стран.
Трудно себе представить, но «Словарь фантазий и перверсий»* называет более 500 разновидностей парафилии. Попытаемся более детально разобраться в том, что это такое.
Одна группа парафилии (эксгибиционизм, вуайеризм, мазохизм, садизм, фетишизм, уролагния, конрофилия, фротте-ризм, трансвестизм, непристойности по телефону) сопровождается выполнением ряда условностей, то есть сексуальное возбуждение связано с удовлетворением потребности в соблюдении определенного ритуала (демонстрация своего полового органа, ощущение боли, причинение боли другому, ношение необычной одежды, сексуальные игры с мочой или экскрементами, касания и трение о другого человека, произнесение незнакомке непристойностей по телефону).
Другая группа парафилий предполагает взаимодействие с партнерами, запрещенными воспитанием или социумом. В нее входят и те тяжелые парафилий, что сопровождаются нанесением телесного ущерба: педофилия, инцест, некрофилия. Сюда же можно включить зоофилию, геронтофилию и т. д. Гомосексуализм в настоящее время не входит в эту группу.
Некоторые парафилий в принципе наказуемы по закону; во Франции это эксгибиционизм, педофилия, инцест. Другие — только в том случае, если они ведут к другому преступлению, например надругательство над захоронениями некрофилами, сознательное нанесение физического ущерба садистами, запрещенное проникновение в жилище в некоторых случаях вуайе-ризма. Французский уголовный кодекс, принятый в 1993 г., увеличил меру уголовной ответственности за подобные нарушения*.
Люди издавна проявляли интерес к парафилиям, стремясь к их подавлению, сублимации или использованию, например в ходе ритуальных инициации.
История сексуальности на Западе прошла путь от эпохи, когда все парафилий считались пороками, до XIX века, когда они превратились в болезнь, что оказалось своего рода прогрессом, поскольку «извращенцы» из одержимых дьяволом превратились в больных. В это время Крафт-Эббинг** составляет перечень парафилии, и двум из них дает названия: садизм (по имени маркиза де Сада) и мазохизм (по имени Захер-Мазоха)***.
Потом благодаря Фрейду парафилии стали считаться проявлением наших сексуальных импульсов. Он вывел парафилии из их гетто, когда назвал ребенка «полиморфным извращенцем», утверждая таким образом, что в каждом из нас есть зачатки таких форм поведения, которые воспитание вынуждает нас контролировать. Этот значительный шаг вперед позволяет нам, не переводя в разряд обычных некоторые неприемлемые формы поведения, использовать этот подход для психотерапевтического сопровождения таких людей. Только когда терапевт у себя самого обнаружит «семена» вуайеризма или садизма, он сможет сопровождать человека, который замкнулся на таком поведении. Ведь парафилииное поведение — это тюрьма, которую парафил создал себе сам, и откуда он неспособен совершить побег. Именно это отличает парафилию от сексуального пристрастия.
Фантазии - сексуальные игры или парафилия?
Когда человек занимается изучением своих фантазий, иногда у него возникает вопрос: «Так что же, если у меня есть садистские фантазии, значит, я садист?»
Или другой: « Мой партнер попросил меня показать ему стриптиз... Мне это понравилось... Неужели это эксгибиционизм?»
Фантазии, сексуальные игры, парафилия... Очень важно разделять эти области и не путать фантазию, какой бы жесткой она ни была, и реальное поведение.
Ги два года ходит ко мне на индивидуальную терапию, он стал разговаривать о своей сексуальности. После нескольких сеансов на эту тему он заявляет мне: «Я должен кое в чем вам признаться... У меня какие-то ненормальные фантазии, - может, я сошел с ума?..» А потом рассказал мне одну из них: «Я нахожусь с женщиной, которой внушаю страх своим огромным ростом и грубым голосом. Я приказываю ей принимать унизительные позы, называть себя стервой, и все это меня очень возбуждает». И он стал смотреть на меня, словно в ожидании приговора.
Я предложила ему дать название этой фантазии (он назвал ее «садистской»), а затем подумать о ее значении для его сексуальной жизни. Он отмечает, что она помогает ему поддерживать возбуждение.
Затем мы долго работаем над разделением фантазии и реального акта. В результате он заявляет, что никогда не делал этого со своей подругой и у него нет желания этого делать.
Фантазии приводят к парафилии только в том случае, если человек смешивает мысль и действие, чего не происходит в случае с Ги. Тот факт, что, фантазируя, мы начинаем различать внутри себя зачатки различных парафилии, не делает из нас опасных извращенцев... Наоборот, иногда это даже разжигает желание.
Нам кажется, что вопросы у нас должно вызывать отсутствие фантазий у клиента. Часто это связано с воспитанием, запрещающим «грешить в мыслях». Но иногда речь может идти и о более серьезной патологии.
А как же сексуальные игры, которые в какой-то мере являются воплощением фантазий в реальности? Слово «воплощение» говорит само за себя: оно предполагает действие сознательной воли и совершение выбора; здесь нас никто не принуждает совершать акт парафилии. И в то же время не всегда стоит воплощать фантазию в сексуальной игре: все зависит от самой фантазии, от партнеров и от отношений, существующих между ними.
Можно сказать, что сексуальные игры существуют на пересечении мира фантазий и мира реального сексуального поведения. Именно сексуальное поведение пользуется энергией фантазий для подготовки сексуальной встречи.
Фантазии и парафилии 121
Кристель, исследуя мир своих фантазий, признала свое пристрастие к садомазохистским фантазиям. Желая ближе познакомиться с этой практикой, она просит подругу, к которой испытывает особое доверие, сходить с ней в один из парижских баров фетишистов, где она сможет увидеть и ощутить, что с ней происходит, понять, что она хочет, а что никогда не сможет сделать. Этот визит стал важным событием в жизни Кристель, о котором, очень волнуясь, она рассказывает на сеансе психотерапии:
«Я пришла в этот бар только посмотреть, поэтому я тихонько села и стала с интересом смотреть на разворачивающиеся у меня на глазах игры, связанные с доминированием и подчинением, а также эксгибиционизмом. Меня больше всего удивляло, что люди, которые исследовали свои самые темные стороны, относились друг к другу с видимым уважением. Но когда ко мне подошел какой-то мужчина и спросил у меня, не хочу ли я стать его госпожой... то я ужасно испугалась и одновременно сильно возбудилась».
Я предложила ей провести аналогию между своими переживаниями и своей сексуальной жизнью.
«Мне в первую очередь подумалось о моей профессиональной жизни: я секретарь и каждый день я вынуждена подчиняться своему шефу, который отдает мне приказы и заставляет выполнять неблагодарную работу. Поэтому мне приятно представить себя повелевающей и требовательной богиней...»
Она продолжает: «Я ощутила большую гордость, пристально посмотрела на него и сказала, что это когда-нибудь произойдет, но сегодня я не готова...»
Кристель пришла к выводу, что этого опыта было для нее достаточно. «Я поняла свои фантазии, связанные с доминированием, и приняла их. Я уверена, что от этого что-то изменится в моей сексуальной жизни, которая превратилась в рутину».
При помощи этого эксперимента Кристель смогла в действительности принять свои фантазии, связанные с доминированием, и убедиться, что они выполняют функцию нарцис-сического восстановления. У нее не появилось потребности воплотить их в жизнь, и это ее успокоило, так как она боялась, по ее выражению, «погрузиться в извращения». Не переходя в перверсию, она все-таки сделала шаг к воплощению своих фантазий; ведь тот мужчина, который попросил ее стать его госпожой, был реальным человеком, а не бесплотной фантазией.
Склонность к парафилии может вызывать страдания, если возникает фиксация на такого рода сексуальности при игнорировании всех остальных ее форм.
Мне звонит господин Б., который намеревается начать личную психотерапию. Вот как он описал мне то, что с ним происходит:
«Я руководитель предприятия и добропорядочный отец семейства, но иногда под вечер со мной происходит что-то непонятное: я прячусь у себя в комнате, переодеваюсь в женщину и иду гулять по Парижу. Я ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня... Потом я сильно страдаю, думая о своих детях и жене... но я знаю, что вновь буду это делать... Я ищу чего-то, что у меня нет, возможно, удовольствия...»
В данном случае мы далеки от сексуальных игр и удовольствия от переодевания; этот мужчина живет как в замкнутом круге, и его переполняет чувство вины. Помочь принять свою составляющую «травести» вместе с другими формами сексуальности и разнообразить свои бедные фантазии — такова предполагаемая терапевтическая стратегия в данном случае.
Большинство из тех, кто оказался в замкнутом круге парафилии, не имеют фантазий. У них действует оперативное мышление, для которого характерна прямая связь влечения и действия, не опосредованная никакой внутренней работой. Если же они и фантазируют, то их фантазии подобны идеям-фикс, которые они должны во что бы то ни стало реализовать.
На вопрос: «Парафил ли я?» в первом приближении можно ответить так: «У вас, как и у каждого человека, конечно же, есть зачатки парафилии...»
На пути к признанию этого может оказаться полезным следующее упражнение:
Мы предлагаем отметить в перечне парафилий те из них, что притягивают, волнуют вас более других и способны отразиться на вашей сексуальной жизни. Вы обязательно найдете одну или две, которые особо значимы для вас или чаще других появляются в ваших фантазиях.
Понимание притягательности эксгибиционизма, мазохизма или фетишизма может вызывать сильную тревогу...
Однако 3. Фрейд* еще в 1905 г. заявлял: «В каждом здоровом человеке зачатки извращений сочетаются с нормальными сексуальными склонностями».
Поэтому граница между парафилиями и так называемой «нормальной» сексуальностью размыта, а в сексуальности каждого человека присутствуют следы парафилий. Впрочем, сценарии наших сексуальных фантазий строятся по той же схеме, что и сценарии парафилов. Но их капитальное различие в том, что здоровый человек при помощи фантазии организует свою реальную жизнь, в то время как парафил лишь старается во что бы то ни стало реализовать свой сценарий.
Психотерапевтическое сопровождение парафилов
Лишь немногие парафилы приходят на консультацию по своей воле. К этому их вынуждает решение суда или желание партнера. Психотерапевт, который принимает человека, страдающего парафилией, действуя в соответствии с законодательством своей страны, должен задать себе следующие вопросы: «Согласен ли я работать с этим человеком, и если да, то на каких условиях? Как относиться к профессиональной тайне, если данная парафилия наказуема по закону? Болен ли этот человек? Причиняет ли он страдания своему окружению или использует его? »
Это поможет терапевту сформировать собственную позицию и выбрать между отказом в терапии, разоблачением и терапевтическим сопровождением на определенных условиях...
В качестве примера мы используем отдельные моменты из терапевтической работы с Рафаэлем. Он пришел ко мне на консультацию после того, как его жена заявила, что его требования стали для нее непереносимы.
Рафаэль пришел ко мне по инициативе своей жены, которая собирается разводиться. Он очень расстроен, так как хотел бы остаться с этой женщиной и иметь от нее детей. На одном из сеансов он заговорил о своей сексуальности: «У меня есть одна особенность, которая не всегда может нравиться; моя жена вообще считает, что я сдвинутый». И он рассказал мне о том, что ему очень нравятся туфли на шпильках; при их виде он возбуждается, поэтому не может представить себе сексуальных отношений с партнершей без туфлей-шпилек.
Опираясь на наши собственные наблюдения и на клинические исследования Роберта Столлера*, уже на этом этапе мы можем выделить некоторые составляющие парафилии. Мы нашли пять критериев, которые необходимы и достаточны для диагностики и психотерапевтического сопровождения парафилии. Давайте рассмотрим их на примере случая с Рафаэлем.
Поведение парафила полно враждебности
У эксгибициониста это заметно по его радости при виде испуганной жертвы, у садиста — по тому удовольствию, которое он испытывает, унижая или заставляя страдать другого человека. Но эта враждебность не всегда бывает заметна при первом контакте, а иногда человек даже направляет ее против самого же себя, как в случае мазохизма. Этот первый критерий указывает терапевту на необходимость работы по выражению клиентом подавленной враждебности и поиску здоровой агрессивности. Гештальт-подход предлагает для этого интересные возможности, которые мы уже исследовали в главе 3.
Нам пока не заметна враждебность Рафаэля, но скоро мы увидим, что она очень сильна.
2. Парафилия свюана с детской травмой
В основе парафилии лежит сексуальная травма, которую человек безуспешно пытается залечить при помощи определенного поведения.
Взгляд на парафилию, как на провалившуюся попытку получить возмещение за причиненный ущерб, позволяет нам присмотреться к ранам нашего клиента и вместе с ним поискать наиболее подходящие пути для его восстановления.
Однажды Рафаэль расскажет о своей школьной учительнице — красивой и высокомерной женщине на высоких каблуках, которая, подозвав его к себе, унижала перед всем классом за то, что он капнул чернилами на свою тетрадь. Рафаэль вспомнит свое унижение, смешанное с волнением, которое он ощутил, оказавшись рядом с ней.
Это воспоминание вернулось к нему вместе с интонациями той женщины, которые он вспомнил, слушая меня.
И тогда я предложила ему поговорить с этой самой учительницей*...
Гештальт-подход не ищет причин определенного поведения, а стремится определить, как здесь и сейчас человек воспроизводит не завершенную когда-то ситуацию и каким образом он может сдвинуться с мертвой точки. Рафаэль, разговаривая со мной так, как ему хотелось поговорить со своей учительницей, вошел в контакт со своими страхом и гневом, а также со своим сексуальным нарушением.
3. Травма предстает в виде сценария
Парафил посредством им же созданного сценария пытается воспроизвести первоначальную травму, обращая при этом ситуацию в свою пользу. Исключением из этого правила будет мазохист, чей сценарий содержит неизбежные избиения или унижения (мы еще будем говорить о проблеме мазохизма). Такой ритуал, как правило, носит повторяющийся характер и в большинстве случаев включает фактор риска, который усиливает возбуждение; например, эксгибиционист будет действовать именно там, где он может быть замечен и разоблачен.
Рафаэлю нужно, чтобы его партнерша сначала надела туфли на шпильках и прошлась перед ним, а затем, нарушив ход событий, которые привели к исходной травме, подчинилась всем его капризам.
Терапевт может разнообразить исходный жесткий сценарий, внося в него элементы неожиданности; таким образом он мобилизует креативность клиента и поможет ему осознать наличие окружающей его среды и ее возможные реакции на его сценарий.
4. В определенный момент парафил обрывает отношения с другим человеком
У парафила неизбежно наступает такая стадия, когда его партнер из человека становится вещью. Например, для мазохиста с какого-то момента партнер перестает существовать. Его роль сводится к манипуляциям с хлыстом, к произнесению унизительных слов или к обязательному выполнению мазохистского сценария.
Когда Рафаэль рассказал мне о своей любви к туфлям на шпильках, я поделилась с ним своим смущением, ведь у меня такое впечатление, что на этих шпильках никого нет! Он удивился моим словам, заметив, что иногда действительно перестает понимать, есть кто-то с ним или нет.
Я предлагаю ему нарисовать туфли со шпильками и представить себе ту женщину, что их носит, завязать с ней контакт, поговорить... И вот мы оба очень удивлены и взволнованы. Он говорит мне: «Да, да, конечно! В такие моменты я часто о ней забываю!» Затем он говорит, что боится потерять свою сексуальность, если перестанет забывать о своей жене; слушая его, можно подумать, что им вдвоем не хватит места. Эта работа связана с открытием для себя других людей и человеческих отношений.
Такой повторяющийся обрыв отношений нам представляется основной проблемой Рафаэля. Работа с ней требует особой деликатности и занимает много времени. В данном случае мы касаемся одной из основ парафилии, а именно использования другого человека для удовлетворения своих влечений.
5. Отсутствуют поиски других форм удовольствия
В попытке достичь удовольствия парафил живет, замкнувшись в жестком ритуале, подобно Рафаэлю, который не может вообразить себе сексуальных отношений без туфель на шпильках. Он отрезан от других способов возбуждения.
Мы с Рафаэлем продолжаем ходить по кругу, обсуждая его парафилию, пока я не ощутила, как сильно мне хочется, чтобы он перестал быть узником парафилии, и, почувствовав мое ожидание, стал узником желания встретить женщину... Узнав об этом, он тут же проявил агрессивность в адрес слишком требовательных женщин, которые не принимают его таким, какой он есть вместе с его страданием.
Тема враждебности, прежде незаметная, на данном этапе терапии стала явной. Нам было сложно коснуться этого сюжета прежде всего потому, что я — женщина, которую ему так хочется видеть на пьедестале, пусть и без туфлей на шпильках! Рафаэль в какой-то мере воспроизводит со мной все тот же обрыв контакта: я должна остаться стоять на пьедестале. Мы еще обсудим с ним это сходство, когда я решу сообщить ему, что я вижу с высоты воздвигнутого им пьедестала!
Выразив мне свою агрессивность, он закричал своей жене и, как мне кажется, всем на свете женщинам: «Ты всего лишь пара туфель!»
Проявив свою агрессивность, он, однако, никоим образом не расширил палитру возможностей получить удовольствие.
Рафаэль сохранил сексуальность, отчетливо отмеченную фетишизмом. Но важно то, что он сумел включить в нее контакт со своим партнером: он стал воспринимать эротическое воображение своей жены, не отрицая при этом собственное. Самым важным стало то, что он возобновил контакт со своим непосредственным окружением.
На исходный вопрос: «Парафил ли я?» нам помогут ответить все пять критериев, разобранных на примере случая с Рафаэлем, из которых особенно важны два последних: если есть замкнутость на определенном типе поведения и обрыв контакта, то мы близки к парафилийному поведению. И наоборот, было бы ошибкой считать парафилиеи сексуальные игры взрослых по их взаимному согласию, если при этом не обнаруживаются ни замкнутость на определенном типе поведения, ни обрыв контакта.
Эрогенный мазохизм
Мазохизм — достаточно распространенная форма поведения, но в своих психотерапевтических кабинетах нам чаще всего встречается его так называемая «моральная» или «социальная» форма. Черты мазохистского характера можно обнаружить у большинства невротиков, то есть у нас с вами, что хорошо иллюстрируют слова известного психоаналитика С. Нахта*: «Мазохистский характер проявляется в неспособности человека, помещенного в объективно нормальные условия, придать своей жизни удовлетворяющий его смысл».
Добавим лишь несколько слов об этом виде мазохизма: он происходит от обращения человеком своих внутренних агрессивных сил на самого себя. В его основе лежит потребность в наказании. Мазохист нуждается в своем окружении и в садизме с его стороны. Возникает впечатление, что он приписывает своему окружению всю ту агрессивную силу, которую сам он никогда не выражает из-за глубокого и сильного страха.
Отличие эрогенного мазохизма от морального состоит в том, что целью такого человека является получение эротического удовлетворения.
Северин, герой романа Леопольда фон Захер-Мазоха, «дрессирует Ванду для того, чтобы она дрессировала его самого», заставляя ее играть жестокую Венеру в мехах.
Об эрогенном мазохизме можно было бы упрощенно сказать, что это удовольствие от страданий. Однако в его основе более тонкий механизм: его целью является эротическое удовлетворение, которое достигается посредством поиска страданий. Боль придает мизансцене (то есть сценарию) завершенность, а зависимость и унижение со стороны мучителя делают ее более пикантной. В этой постановке важную роль играет ожидание, возбуждающее больше, чем само действие, и окрашенное страхом.
Мазохист проигрывает детскую травму, оставаясь в прежней роли жертвы, в отличие от садиста, который проигрывает ту же сцену, становясь на место победителя.
Мазохист зачарован теми отношениями насилия и подчинения, которые он поддерживает со своим палачом, и его эротическое удовольствие обусловлено отношением доминирования-подчинения, которое он все время пытается воспроизвести.
Современник Фрейда психоаналитик Саша Нахт, среди клиентов которого были несколько эрогенных мазохистов, утверждал, что они стремятся к состоянию тревожного ожидания и страха страдания.
Вопреки видимости, мазохист остается активным: вместо того, чтобы страдать от тревоги, он сам подставляет себя страданию, а стремясь избежать страха унижения, он сам их и провоцирует. Все эти поиски являются осознанными. Те же самые действия мазохист повторит и на сеансе со своим психотерапевтом, который может ощутить или чувство гнева, или желание унизить своего клиента, как будто кто-то им в это время манипулирует.
Жан-Поль — из тех, кого называют «подчиненными». После работы он целые вечера проводит в Интернете в поисках своей властительницы. На терапию его привели профессиональные проблемы. Случается, что он иногда рассказывает и о своей сексуальной жизни, но у него никогда не возникает желания изменить ее. Он очень и даже слишком мягкий мужчина с внимательным и ждущим взглядом. Но он всегда начинает злить уже через двадцать минут после начала сеанса.
Когда я говорю ему об этом, то он улыбается, словно эта ситуация ему приятна.
О формировании мазохистского поведения мы можем узнать из художественной литературы. Жан-Жак Руссо в «Исповеди» рассказывает о переживаниях ребенка, которого наказывает гувернантка:
«Мои ощущения боли и стыда были пропитаны той чувственностью, которая вызывала у меня скорее возбуждение, чем страх снова испытать их от той же самой руки [...] Кто бы мог подумать, что наказания, которые я, будучи ребенком, испытал от руки тридцатилетней девственницы, на всю жизнь сформируют мои вкусы, желания, чувства и меня самого в направлении, совершенно противоречащем обычному».
Как мы уже отмечали, человек, страдающий от мазохизма, сам никогда не заговорит об этом первым.
Брюно пришел ко мне на консультацию по поводу депрессии после болезненного расставания с женщиной. Но он заговорил о своей сексуальности и о своем мазохистском поведении лишь спустя несколько месяцев после начала терапии. Только тогда он признался мне, что это стало основной причиной ухода его подруги. Сначала она принимала весь этот театр, но по мере того, как Брюно стал требовать все больше и больше, начала чувствовать себя так, словно ее поймали в ловушку. «Она говорила мне, что я превратился в бездонную бочку!»
Сначала мы вместе долго исследовали его способность выбирать: хочет ли он изменить свое поведение или нет и какую жизнь он выбирает?
И только когда он заявил, что у него появилось желание измениться, мы приступили к исследованию всех пяти критериев, определяющих поведение парафила. Тема обрыва контакта оказалась для него самой важной. Брюно признал, что жена была нужна ему для его мазохистских постановок, во время которых у него не было с ней контакта. Он пользовался ею, как и остальным своим окружением, лишь как средством воплощения своих сценариев.
Кроме того, нас заинтересовал его разработанный до мелочей жесткий сценарий. Создавая с клиентом сценарии, которые не будут реализованы и останутся лишь фантазией, терапевт расширяет воображаемый мир его фантазий как противовес их обязательной реализации. Но тогда клиент рискует замкнуться в своих фантазиях, найдя в них убежище от реального контакта. Поэтому нам придется восстанавливать челночное движение между миром фантазий и реальным контактом.
Мазохист фиксируется на оси «доминирование-подчинение». Это означает, что он способен представить себе только такие отношения, в которых людей связывают власть, доминирование или подчинение, где сам он занимает «полюс подчинения». В данном случае нам важно восстановить движение на всей этой оси, исследуя противоположный полюс и экспериментируя с тем, что произойдет, если клиент-мазохист начнет доминировать. Таким образом мы опять вводим в нашу терапию идею необходимости совершить выбор как альтернативу тюрьмы, в которую заключил себя мазохист.
Сейчас мы используем широко применяемую в гештальт-подходе концепцию полярностей: любой черте нашего характера противостоит темная зона, которую мы избегаем и которую можно было бы назвать ее «противоположной чертой». Узнав о ее существовании, мы прежде всего стараемся от нее избавиться. Но приняв ее, мы можем обогатить свою личность. Возможно, что «мягкотелый» человек избегает пугающей его противоположной грани своего характера, в которой, однако, содержится много энергии. Контакт с волей к власти может вызвать у мазохиста творческий взрыв.
Американский гештальтист Джозеф Зинкер* определяет невротика как человека, который неспособен путешествовать меж двух противоположных полюсов и жизнь которого стереотипна.
Только когда я в качестве эксперимента предложила Жан-Полю доминировать надо мной, он стал замечать, что, занимая позицию мазохиста, он тем самым обладал надо мной властью и манипулировал мной по своей воле. Он был очень удивлен своими выводами, так как считал, что сам в первую очередь страдает от своей пассивности...
Если у человека не нарушена способность к перемещению по оси власти, то мы можем коснуться с ним другой темы, а именно, как оставить ось доминирования-подчинения. Мазохисту сложно представить себе отношения, которые не основаны на подчинении или доминировании, но мысль о таких отношениях станет первой брешью в крепких бастионах парафилии.
Садомазохизм
Поговорив о различных парафилиях и, в частности, об эрогенном мазохизме, давайте разберемся в явлении, обозначаемом термином «садомазохизм», который встречается как в литературе, так и в обыденном языке.
Это особые отношения двух людей, построенных по определенным правилам, которые определяются интеракциями доминирующего и доминируемого при условии их взаимного согласия на такие отношения. Обычно партнеры договариваются о рамках, определяющих степень участия каждого из них в таких отношениях; эти рамки позволяют остановиться, если они того пожелают. Как правило, для этого выбирается какое-то ритуальное слово, например «стоп», которое любой из них может произнести без всяких объяснений со своей стороны. Эта практика напоминает ролевую игру, перед началом которой партнеры выбирают себе полюс доминирования или подчинения и договариваются о ее правилах.
Информацию по этой теме можно найти в книге покойного пастора Дусе*, который помогал представителям сексуальных меньшинств. Кроме того, несколько лет назад было опубликовано очень хорошее социологическое исследование** садомазохизма на пересечении сексуальности, эротики, эмоций и властных игр. Эти работы помогут терапевтам отказаться от клише, существующих во взглядах на эти практики, научиться отличать их от патологического поведения и с уважением относиться к таким клиентам.
Сопровождая тех, кто занимается экстремальными формами сексуальных практик, психотерапевт не должен путать эти практики с парафилиями, то есть с мазохизмом и садизмом.
Садомазохизм отличается от парафилии прежде всего тем, что партнеры признают рамки и правила игры, а парафил никогда не играет. Кроме того, в случае садомазохизма каждый партнер — это субъект и они оба решают заниматься этой практикой; а в случае парафилии один человек всегда является объектом. И наконец, сначала они обсуждают и договариваются и только потом проигрывают свои желания, а в случае парафилии один человек насильно заставляет другого выполнять свои желания.
Эти различия оказали ценную помощь Франсуа, который, осознав свои ритуалы, решил, что становится извращенцем. Ему помогло представление о игре и ее правилах; он стал пользоваться им при выборе партнеров для своих экспериментов.
Садомазохистские практики при условии соблюдения правил игры и отсутствия злоупотребления властью могут использоваться партнерами для игрового исследования властных отношений внутри пары. Это исследование поможет им жить иначе.
Жиль и Бландин живут вместе и уже несколько лет практикуют садомазохизм. Они относятся к этой практике как к игре, в которой участвуют только они вдвоем. Они признались, что эти игры оздоровили их повседневную жизнь, предоставив им возможность играть с тем, что могло бы стать предметом взаимных упреков и обид.
Так же, как и в случае всех остальных маргинальных сексуальных практик, в обязанности психотерапевта входят поиск необходимой информации по данному вопросу и внимательное отношение к собственным чувствам и мыслям, что позволит не влиять своими реакциями или фантазиями на ход терапии. Убедившись, что поведение клиента «добровольно, основано на согласии с другим человеком и исключает его эксплуатацию» , то есть соответствует определению сексуальной нормы из главы 1, психотерапевт может приступить к сопровождению своего клиента с целью поиска смысла и развития его сексуальности.
Слово «парафилия» происходит от греческих слов «para» — «возле, около» и «philia» — «любовь». С недавних пор оно стало применяться сексологами взамен слов «перверсия» или «извращение», которые использовались для обозначения как типа сексуального поведения, так и устойчивой структуры психики (ее определение дал 3. Фрейд). А в повседневной речи, говоря, например: «Он просто извращенец!», это слово использовали с целью осуждения другого человека.
Обратимся к определению парафилии, которое предлагает известный психиатр Гельфи: «Парафилии — это виды сексуального поведения, направленного на получение оргазма, который или достигается с запрещенными в данном обществе партнерами, или сопровождается ритуализированным поиском определенных условий, никак не связанных с самим сексуальным актом». Такое определение, где упоминается общество, делает акцент на культурном факторе, а именно: то, что в одном обществе считается парафилиеи, не является таковой в другом. Гомосексуализм сейчас во Франции не считается парафилиеи, хотя в прошлом веке считался, и продолжает считаться таковой в ряде других стран.
Трудно себе представить, но «Словарь фантазий и перверсий»* называет более 500 разновидностей парафилии. Попытаемся более детально разобраться в том, что это такое.
Одна группа парафилии (эксгибиционизм, вуайеризм, мазохизм, садизм, фетишизм, уролагния, конрофилия, фротте-ризм, трансвестизм, непристойности по телефону) сопровождается выполнением ряда условностей, то есть сексуальное возбуждение связано с удовлетворением потребности в соблюдении определенного ритуала (демонстрация своего полового органа, ощущение боли, причинение боли другому, ношение необычной одежды, сексуальные игры с мочой или экскрементами, касания и трение о другого человека, произнесение незнакомке непристойностей по телефону).
Другая группа парафилий предполагает взаимодействие с партнерами, запрещенными воспитанием или социумом. В нее входят и те тяжелые парафилий, что сопровождаются нанесением телесного ущерба: педофилия, инцест, некрофилия. Сюда же можно включить зоофилию, геронтофилию и т. д. Гомосексуализм в настоящее время не входит в эту группу.
Некоторые парафилий в принципе наказуемы по закону; во Франции это эксгибиционизм, педофилия, инцест. Другие — только в том случае, если они ведут к другому преступлению, например надругательство над захоронениями некрофилами, сознательное нанесение физического ущерба садистами, запрещенное проникновение в жилище в некоторых случаях вуайе-ризма. Французский уголовный кодекс, принятый в 1993 г., увеличил меру уголовной ответственности за подобные нарушения*.
Люди издавна проявляли интерес к парафилиям, стремясь к их подавлению, сублимации или использованию, например в ходе ритуальных инициации.
История сексуальности на Западе прошла путь от эпохи, когда все парафилий считались пороками, до XIX века, когда они превратились в болезнь, что оказалось своего рода прогрессом, поскольку «извращенцы» из одержимых дьяволом превратились в больных. В это время Крафт-Эббинг** составляет перечень парафилии, и двум из них дает названия: садизм (по имени маркиза де Сада) и мазохизм (по имени Захер-Мазоха)***.
Потом благодаря Фрейду парафилии стали считаться проявлением наших сексуальных импульсов. Он вывел парафилии из их гетто, когда назвал ребенка «полиморфным извращенцем», утверждая таким образом, что в каждом из нас есть зачатки таких форм поведения, которые воспитание вынуждает нас контролировать. Этот значительный шаг вперед позволяет нам, не переводя в разряд обычных некоторые неприемлемые формы поведения, использовать этот подход для психотерапевтического сопровождения таких людей. Только когда терапевт у себя самого обнаружит «семена» вуайеризма или садизма, он сможет сопровождать человека, который замкнулся на таком поведении. Ведь парафилииное поведение — это тюрьма, которую парафил создал себе сам, и откуда он неспособен совершить побег. Именно это отличает парафилию от сексуального пристрастия.
Фантазии - сексуальные игры или парафилия?
Когда человек занимается изучением своих фантазий, иногда у него возникает вопрос: «Так что же, если у меня есть садистские фантазии, значит, я садист?»
Или другой: « Мой партнер попросил меня показать ему стриптиз... Мне это понравилось... Неужели это эксгибиционизм?»
Фантазии, сексуальные игры, парафилия... Очень важно разделять эти области и не путать фантазию, какой бы жесткой она ни была, и реальное поведение.
Ги два года ходит ко мне на индивидуальную терапию, он стал разговаривать о своей сексуальности. После нескольких сеансов на эту тему он заявляет мне: «Я должен кое в чем вам признаться... У меня какие-то ненормальные фантазии, - может, я сошел с ума?..» А потом рассказал мне одну из них: «Я нахожусь с женщиной, которой внушаю страх своим огромным ростом и грубым голосом. Я приказываю ей принимать унизительные позы, называть себя стервой, и все это меня очень возбуждает». И он стал смотреть на меня, словно в ожидании приговора.
Я предложила ему дать название этой фантазии (он назвал ее «садистской»), а затем подумать о ее значении для его сексуальной жизни. Он отмечает, что она помогает ему поддерживать возбуждение.
Затем мы долго работаем над разделением фантазии и реального акта. В результате он заявляет, что никогда не делал этого со своей подругой и у него нет желания этого делать.
Фантазии приводят к парафилии только в том случае, если человек смешивает мысль и действие, чего не происходит в случае с Ги. Тот факт, что, фантазируя, мы начинаем различать внутри себя зачатки различных парафилии, не делает из нас опасных извращенцев... Наоборот, иногда это даже разжигает желание.
Нам кажется, что вопросы у нас должно вызывать отсутствие фантазий у клиента. Часто это связано с воспитанием, запрещающим «грешить в мыслях». Но иногда речь может идти и о более серьезной патологии.
А как же сексуальные игры, которые в какой-то мере являются воплощением фантазий в реальности? Слово «воплощение» говорит само за себя: оно предполагает действие сознательной воли и совершение выбора; здесь нас никто не принуждает совершать акт парафилии. И в то же время не всегда стоит воплощать фантазию в сексуальной игре: все зависит от самой фантазии, от партнеров и от отношений, существующих между ними.
Можно сказать, что сексуальные игры существуют на пересечении мира фантазий и мира реального сексуального поведения. Именно сексуальное поведение пользуется энергией фантазий для подготовки сексуальной встречи.
Фантазии и парафилии 121
Кристель, исследуя мир своих фантазий, признала свое пристрастие к садомазохистским фантазиям. Желая ближе познакомиться с этой практикой, она просит подругу, к которой испытывает особое доверие, сходить с ней в один из парижских баров фетишистов, где она сможет увидеть и ощутить, что с ней происходит, понять, что она хочет, а что никогда не сможет сделать. Этот визит стал важным событием в жизни Кристель, о котором, очень волнуясь, она рассказывает на сеансе психотерапии:
«Я пришла в этот бар только посмотреть, поэтому я тихонько села и стала с интересом смотреть на разворачивающиеся у меня на глазах игры, связанные с доминированием и подчинением, а также эксгибиционизмом. Меня больше всего удивляло, что люди, которые исследовали свои самые темные стороны, относились друг к другу с видимым уважением. Но когда ко мне подошел какой-то мужчина и спросил у меня, не хочу ли я стать его госпожой... то я ужасно испугалась и одновременно сильно возбудилась».
Я предложила ей провести аналогию между своими переживаниями и своей сексуальной жизнью.
«Мне в первую очередь подумалось о моей профессиональной жизни: я секретарь и каждый день я вынуждена подчиняться своему шефу, который отдает мне приказы и заставляет выполнять неблагодарную работу. Поэтому мне приятно представить себя повелевающей и требовательной богиней...»
Она продолжает: «Я ощутила большую гордость, пристально посмотрела на него и сказала, что это когда-нибудь произойдет, но сегодня я не готова...»
Кристель пришла к выводу, что этого опыта было для нее достаточно. «Я поняла свои фантазии, связанные с доминированием, и приняла их. Я уверена, что от этого что-то изменится в моей сексуальной жизни, которая превратилась в рутину».
При помощи этого эксперимента Кристель смогла в действительности принять свои фантазии, связанные с доминированием, и убедиться, что они выполняют функцию нарцис-сического восстановления. У нее не появилось потребности воплотить их в жизнь, и это ее успокоило, так как она боялась, по ее выражению, «погрузиться в извращения». Не переходя в перверсию, она все-таки сделала шаг к воплощению своих фантазий; ведь тот мужчина, который попросил ее стать его госпожой, был реальным человеком, а не бесплотной фантазией.
Склонность к парафилии может вызывать страдания, если возникает фиксация на такого рода сексуальности при игнорировании всех остальных ее форм.
Мне звонит господин Б., который намеревается начать личную психотерапию. Вот как он описал мне то, что с ним происходит:
«Я руководитель предприятия и добропорядочный отец семейства, но иногда под вечер со мной происходит что-то непонятное: я прячусь у себя в комнате, переодеваюсь в женщину и иду гулять по Парижу. Я ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня... Потом я сильно страдаю, думая о своих детях и жене... но я знаю, что вновь буду это делать... Я ищу чего-то, что у меня нет, возможно, удовольствия...»
В данном случае мы далеки от сексуальных игр и удовольствия от переодевания; этот мужчина живет как в замкнутом круге, и его переполняет чувство вины. Помочь принять свою составляющую «травести» вместе с другими формами сексуальности и разнообразить свои бедные фантазии — такова предполагаемая терапевтическая стратегия в данном случае.
Большинство из тех, кто оказался в замкнутом круге парафилии, не имеют фантазий. У них действует оперативное мышление, для которого характерна прямая связь влечения и действия, не опосредованная никакой внутренней работой. Если же они и фантазируют, то их фантазии подобны идеям-фикс, которые они должны во что бы то ни стало реализовать.
На вопрос: «Парафил ли я?» в первом приближении можно ответить так: «У вас, как и у каждого человека, конечно же, есть зачатки парафилии...»
На пути к признанию этого может оказаться полезным следующее упражнение:
Мы предлагаем отметить в перечне парафилий те из них, что притягивают, волнуют вас более других и способны отразиться на вашей сексуальной жизни. Вы обязательно найдете одну или две, которые особо значимы для вас или чаще других появляются в ваших фантазиях.
Понимание притягательности эксгибиционизма, мазохизма или фетишизма может вызывать сильную тревогу...
Однако 3. Фрейд* еще в 1905 г. заявлял: «В каждом здоровом человеке зачатки извращений сочетаются с нормальными сексуальными склонностями».
Поэтому граница между парафилиями и так называемой «нормальной» сексуальностью размыта, а в сексуальности каждого человека присутствуют следы парафилий. Впрочем, сценарии наших сексуальных фантазий строятся по той же схеме, что и сценарии парафилов. Но их капитальное различие в том, что здоровый человек при помощи фантазии организует свою реальную жизнь, в то время как парафил лишь старается во что бы то ни стало реализовать свой сценарий.
Психотерапевтическое сопровождение парафилов
Лишь немногие парафилы приходят на консультацию по своей воле. К этому их вынуждает решение суда или желание партнера. Психотерапевт, который принимает человека, страдающего парафилией, действуя в соответствии с законодательством своей страны, должен задать себе следующие вопросы: «Согласен ли я работать с этим человеком, и если да, то на каких условиях? Как относиться к профессиональной тайне, если данная парафилия наказуема по закону? Болен ли этот человек? Причиняет ли он страдания своему окружению или использует его? »
Это поможет терапевту сформировать собственную позицию и выбрать между отказом в терапии, разоблачением и терапевтическим сопровождением на определенных условиях...
В качестве примера мы используем отдельные моменты из терапевтической работы с Рафаэлем. Он пришел ко мне на консультацию после того, как его жена заявила, что его требования стали для нее непереносимы.
Рафаэль пришел ко мне по инициативе своей жены, которая собирается разводиться. Он очень расстроен, так как хотел бы остаться с этой женщиной и иметь от нее детей. На одном из сеансов он заговорил о своей сексуальности: «У меня есть одна особенность, которая не всегда может нравиться; моя жена вообще считает, что я сдвинутый». И он рассказал мне о том, что ему очень нравятся туфли на шпильках; при их виде он возбуждается, поэтому не может представить себе сексуальных отношений с партнершей без туфлей-шпилек.
Опираясь на наши собственные наблюдения и на клинические исследования Роберта Столлера*, уже на этом этапе мы можем выделить некоторые составляющие парафилии. Мы нашли пять критериев, которые необходимы и достаточны для диагностики и психотерапевтического сопровождения парафилии. Давайте рассмотрим их на примере случая с Рафаэлем.
Поведение парафила полно враждебности
У эксгибициониста это заметно по его радости при виде испуганной жертвы, у садиста — по тому удовольствию, которое он испытывает, унижая или заставляя страдать другого человека. Но эта враждебность не всегда бывает заметна при первом контакте, а иногда человек даже направляет ее против самого же себя, как в случае мазохизма. Этот первый критерий указывает терапевту на необходимость работы по выражению клиентом подавленной враждебности и поиску здоровой агрессивности. Гештальт-подход предлагает для этого интересные возможности, которые мы уже исследовали в главе 3.
Нам пока не заметна враждебность Рафаэля, но скоро мы увидим, что она очень сильна.
2. Парафилия свюана с детской травмой
В основе парафилии лежит сексуальная травма, которую человек безуспешно пытается залечить при помощи определенного поведения.
Взгляд на парафилию, как на провалившуюся попытку получить возмещение за причиненный ущерб, позволяет нам присмотреться к ранам нашего клиента и вместе с ним поискать наиболее подходящие пути для его восстановления.
Однажды Рафаэль расскажет о своей школьной учительнице — красивой и высокомерной женщине на высоких каблуках, которая, подозвав его к себе, унижала перед всем классом за то, что он капнул чернилами на свою тетрадь. Рафаэль вспомнит свое унижение, смешанное с волнением, которое он ощутил, оказавшись рядом с ней.
Это воспоминание вернулось к нему вместе с интонациями той женщины, которые он вспомнил, слушая меня.
И тогда я предложила ему поговорить с этой самой учительницей*...
Гештальт-подход не ищет причин определенного поведения, а стремится определить, как здесь и сейчас человек воспроизводит не завершенную когда-то ситуацию и каким образом он может сдвинуться с мертвой точки. Рафаэль, разговаривая со мной так, как ему хотелось поговорить со своей учительницей, вошел в контакт со своими страхом и гневом, а также со своим сексуальным нарушением.
3. Травма предстает в виде сценария
Парафил посредством им же созданного сценария пытается воспроизвести первоначальную травму, обращая при этом ситуацию в свою пользу. Исключением из этого правила будет мазохист, чей сценарий содержит неизбежные избиения или унижения (мы еще будем говорить о проблеме мазохизма). Такой ритуал, как правило, носит повторяющийся характер и в большинстве случаев включает фактор риска, который усиливает возбуждение; например, эксгибиционист будет действовать именно там, где он может быть замечен и разоблачен.
Рафаэлю нужно, чтобы его партнерша сначала надела туфли на шпильках и прошлась перед ним, а затем, нарушив ход событий, которые привели к исходной травме, подчинилась всем его капризам.
Терапевт может разнообразить исходный жесткий сценарий, внося в него элементы неожиданности; таким образом он мобилизует креативность клиента и поможет ему осознать наличие окружающей его среды и ее возможные реакции на его сценарий.
4. В определенный момент парафил обрывает отношения с другим человеком
У парафила неизбежно наступает такая стадия, когда его партнер из человека становится вещью. Например, для мазохиста с какого-то момента партнер перестает существовать. Его роль сводится к манипуляциям с хлыстом, к произнесению унизительных слов или к обязательному выполнению мазохистского сценария.
Когда Рафаэль рассказал мне о своей любви к туфлям на шпильках, я поделилась с ним своим смущением, ведь у меня такое впечатление, что на этих шпильках никого нет! Он удивился моим словам, заметив, что иногда действительно перестает понимать, есть кто-то с ним или нет.
Я предлагаю ему нарисовать туфли со шпильками и представить себе ту женщину, что их носит, завязать с ней контакт, поговорить... И вот мы оба очень удивлены и взволнованы. Он говорит мне: «Да, да, конечно! В такие моменты я часто о ней забываю!» Затем он говорит, что боится потерять свою сексуальность, если перестанет забывать о своей жене; слушая его, можно подумать, что им вдвоем не хватит места. Эта работа связана с открытием для себя других людей и человеческих отношений.
Такой повторяющийся обрыв отношений нам представляется основной проблемой Рафаэля. Работа с ней требует особой деликатности и занимает много времени. В данном случае мы касаемся одной из основ парафилии, а именно использования другого человека для удовлетворения своих влечений.
5. Отсутствуют поиски других форм удовольствия
В попытке достичь удовольствия парафил живет, замкнувшись в жестком ритуале, подобно Рафаэлю, который не может вообразить себе сексуальных отношений без туфель на шпильках. Он отрезан от других способов возбуждения.
Мы с Рафаэлем продолжаем ходить по кругу, обсуждая его парафилию, пока я не ощутила, как сильно мне хочется, чтобы он перестал быть узником парафилии, и, почувствовав мое ожидание, стал узником желания встретить женщину... Узнав об этом, он тут же проявил агрессивность в адрес слишком требовательных женщин, которые не принимают его таким, какой он есть вместе с его страданием.
Тема враждебности, прежде незаметная, на данном этапе терапии стала явной. Нам было сложно коснуться этого сюжета прежде всего потому, что я — женщина, которую ему так хочется видеть на пьедестале, пусть и без туфлей на шпильках! Рафаэль в какой-то мере воспроизводит со мной все тот же обрыв контакта: я должна остаться стоять на пьедестале. Мы еще обсудим с ним это сходство, когда я решу сообщить ему, что я вижу с высоты воздвигнутого им пьедестала!
Выразив мне свою агрессивность, он закричал своей жене и, как мне кажется, всем на свете женщинам: «Ты всего лишь пара туфель!»
Проявив свою агрессивность, он, однако, никоим образом не расширил палитру возможностей получить удовольствие.
Рафаэль сохранил сексуальность, отчетливо отмеченную фетишизмом. Но важно то, что он сумел включить в нее контакт со своим партнером: он стал воспринимать эротическое воображение своей жены, не отрицая при этом собственное. Самым важным стало то, что он возобновил контакт со своим непосредственным окружением.
На исходный вопрос: «Парафил ли я?» нам помогут ответить все пять критериев, разобранных на примере случая с Рафаэлем, из которых особенно важны два последних: если есть замкнутость на определенном типе поведения и обрыв контакта, то мы близки к парафилийному поведению. И наоборот, было бы ошибкой считать парафилиеи сексуальные игры взрослых по их взаимному согласию, если при этом не обнаруживаются ни замкнутость на определенном типе поведения, ни обрыв контакта.
Эрогенный мазохизм
Мазохизм — достаточно распространенная форма поведения, но в своих психотерапевтических кабинетах нам чаще всего встречается его так называемая «моральная» или «социальная» форма. Черты мазохистского характера можно обнаружить у большинства невротиков, то есть у нас с вами, что хорошо иллюстрируют слова известного психоаналитика С. Нахта*: «Мазохистский характер проявляется в неспособности человека, помещенного в объективно нормальные условия, придать своей жизни удовлетворяющий его смысл».
Добавим лишь несколько слов об этом виде мазохизма: он происходит от обращения человеком своих внутренних агрессивных сил на самого себя. В его основе лежит потребность в наказании. Мазохист нуждается в своем окружении и в садизме с его стороны. Возникает впечатление, что он приписывает своему окружению всю ту агрессивную силу, которую сам он никогда не выражает из-за глубокого и сильного страха.
Отличие эрогенного мазохизма от морального состоит в том, что целью такого человека является получение эротического удовлетворения.
Северин, герой романа Леопольда фон Захер-Мазоха, «дрессирует Ванду для того, чтобы она дрессировала его самого», заставляя ее играть жестокую Венеру в мехах.
Об эрогенном мазохизме можно было бы упрощенно сказать, что это удовольствие от страданий. Однако в его основе более тонкий механизм: его целью является эротическое удовлетворение, которое достигается посредством поиска страданий. Боль придает мизансцене (то есть сценарию) завершенность, а зависимость и унижение со стороны мучителя делают ее более пикантной. В этой постановке важную роль играет ожидание, возбуждающее больше, чем само действие, и окрашенное страхом.
Мазохист проигрывает детскую травму, оставаясь в прежней роли жертвы, в отличие от садиста, который проигрывает ту же сцену, становясь на место победителя.
Мазохист зачарован теми отношениями насилия и подчинения, которые он поддерживает со своим палачом, и его эротическое удовольствие обусловлено отношением доминирования-подчинения, которое он все время пытается воспроизвести.
Современник Фрейда психоаналитик Саша Нахт, среди клиентов которого были несколько эрогенных мазохистов, утверждал, что они стремятся к состоянию тревожного ожидания и страха страдания.
Вопреки видимости, мазохист остается активным: вместо того, чтобы страдать от тревоги, он сам подставляет себя страданию, а стремясь избежать страха унижения, он сам их и провоцирует. Все эти поиски являются осознанными. Те же самые действия мазохист повторит и на сеансе со своим психотерапевтом, который может ощутить или чувство гнева, или желание унизить своего клиента, как будто кто-то им в это время манипулирует.
Жан-Поль — из тех, кого называют «подчиненными». После работы он целые вечера проводит в Интернете в поисках своей властительницы. На терапию его привели профессиональные проблемы. Случается, что он иногда рассказывает и о своей сексуальной жизни, но у него никогда не возникает желания изменить ее. Он очень и даже слишком мягкий мужчина с внимательным и ждущим взглядом. Но он всегда начинает злить уже через двадцать минут после начала сеанса.
Когда я говорю ему об этом, то он улыбается, словно эта ситуация ему приятна.
О формировании мазохистского поведения мы можем узнать из художественной литературы. Жан-Жак Руссо в «Исповеди» рассказывает о переживаниях ребенка, которого наказывает гувернантка:
«Мои ощущения боли и стыда были пропитаны той чувственностью, которая вызывала у меня скорее возбуждение, чем страх снова испытать их от той же самой руки [...] Кто бы мог подумать, что наказания, которые я, будучи ребенком, испытал от руки тридцатилетней девственницы, на всю жизнь сформируют мои вкусы, желания, чувства и меня самого в направлении, совершенно противоречащем обычному».
Как мы уже отмечали, человек, страдающий от мазохизма, сам никогда не заговорит об этом первым.
Брюно пришел ко мне на консультацию по поводу депрессии после болезненного расставания с женщиной. Но он заговорил о своей сексуальности и о своем мазохистском поведении лишь спустя несколько месяцев после начала терапии. Только тогда он признался мне, что это стало основной причиной ухода его подруги. Сначала она принимала весь этот театр, но по мере того, как Брюно стал требовать все больше и больше, начала чувствовать себя так, словно ее поймали в ловушку. «Она говорила мне, что я превратился в бездонную бочку!»
Сначала мы вместе долго исследовали его способность выбирать: хочет ли он изменить свое поведение или нет и какую жизнь он выбирает?
И только когда он заявил, что у него появилось желание измениться, мы приступили к исследованию всех пяти критериев, определяющих поведение парафила. Тема обрыва контакта оказалась для него самой важной. Брюно признал, что жена была нужна ему для его мазохистских постановок, во время которых у него не было с ней контакта. Он пользовался ею, как и остальным своим окружением, лишь как средством воплощения своих сценариев.
Кроме того, нас заинтересовал его разработанный до мелочей жесткий сценарий. Создавая с клиентом сценарии, которые не будут реализованы и останутся лишь фантазией, терапевт расширяет воображаемый мир его фантазий как противовес их обязательной реализации. Но тогда клиент рискует замкнуться в своих фантазиях, найдя в них убежище от реального контакта. Поэтому нам придется восстанавливать челночное движение между миром фантазий и реальным контактом.
Мазохист фиксируется на оси «доминирование-подчинение». Это означает, что он способен представить себе только такие отношения, в которых людей связывают власть, доминирование или подчинение, где сам он занимает «полюс подчинения». В данном случае нам важно восстановить движение на всей этой оси, исследуя противоположный полюс и экспериментируя с тем, что произойдет, если клиент-мазохист начнет доминировать. Таким образом мы опять вводим в нашу терапию идею необходимости совершить выбор как альтернативу тюрьмы, в которую заключил себя мазохист.
Сейчас мы используем широко применяемую в гештальт-подходе концепцию полярностей: любой черте нашего характера противостоит темная зона, которую мы избегаем и которую можно было бы назвать ее «противоположной чертой». Узнав о ее существовании, мы прежде всего стараемся от нее избавиться. Но приняв ее, мы можем обогатить свою личность. Возможно, что «мягкотелый» человек избегает пугающей его противоположной грани своего характера, в которой, однако, содержится много энергии. Контакт с волей к власти может вызвать у мазохиста творческий взрыв.
Американский гештальтист Джозеф Зинкер* определяет невротика как человека, который неспособен путешествовать меж двух противоположных полюсов и жизнь которого стереотипна.
Только когда я в качестве эксперимента предложила Жан-Полю доминировать надо мной, он стал замечать, что, занимая позицию мазохиста, он тем самым обладал надо мной властью и манипулировал мной по своей воле. Он был очень удивлен своими выводами, так как считал, что сам в первую очередь страдает от своей пассивности...
Если у человека не нарушена способность к перемещению по оси власти, то мы можем коснуться с ним другой темы, а именно, как оставить ось доминирования-подчинения. Мазохисту сложно представить себе отношения, которые не основаны на подчинении или доминировании, но мысль о таких отношениях станет первой брешью в крепких бастионах парафилии.
Садомазохизм
Поговорив о различных парафилиях и, в частности, об эрогенном мазохизме, давайте разберемся в явлении, обозначаемом термином «садомазохизм», который встречается как в литературе, так и в обыденном языке.
Это особые отношения двух людей, построенных по определенным правилам, которые определяются интеракциями доминирующего и доминируемого при условии их взаимного согласия на такие отношения. Обычно партнеры договариваются о рамках, определяющих степень участия каждого из них в таких отношениях; эти рамки позволяют остановиться, если они того пожелают. Как правило, для этого выбирается какое-то ритуальное слово, например «стоп», которое любой из них может произнести без всяких объяснений со своей стороны. Эта практика напоминает ролевую игру, перед началом которой партнеры выбирают себе полюс доминирования или подчинения и договариваются о ее правилах.
Информацию по этой теме можно найти в книге покойного пастора Дусе*, который помогал представителям сексуальных меньшинств. Кроме того, несколько лет назад было опубликовано очень хорошее социологическое исследование** садомазохизма на пересечении сексуальности, эротики, эмоций и властных игр. Эти работы помогут терапевтам отказаться от клише, существующих во взглядах на эти практики, научиться отличать их от патологического поведения и с уважением относиться к таким клиентам.
Сопровождая тех, кто занимается экстремальными формами сексуальных практик, психотерапевт не должен путать эти практики с парафилиями, то есть с мазохизмом и садизмом.
Садомазохизм отличается от парафилии прежде всего тем, что партнеры признают рамки и правила игры, а парафил никогда не играет. Кроме того, в случае садомазохизма каждый партнер — это субъект и они оба решают заниматься этой практикой; а в случае парафилии один человек всегда является объектом. И наконец, сначала они обсуждают и договариваются и только потом проигрывают свои желания, а в случае парафилии один человек насильно заставляет другого выполнять свои желания.
Эти различия оказали ценную помощь Франсуа, который, осознав свои ритуалы, решил, что становится извращенцем. Ему помогло представление о игре и ее правилах; он стал пользоваться им при выборе партнеров для своих экспериментов.
Садомазохистские практики при условии соблюдения правил игры и отсутствия злоупотребления властью могут использоваться партнерами для игрового исследования властных отношений внутри пары. Это исследование поможет им жить иначе.
Жиль и Бландин живут вместе и уже несколько лет практикуют садомазохизм. Они относятся к этой практике как к игре, в которой участвуют только они вдвоем. Они признались, что эти игры оздоровили их повседневную жизнь, предоставив им возможность играть с тем, что могло бы стать предметом взаимных упреков и обид.
Так же, как и в случае всех остальных маргинальных сексуальных практик, в обязанности психотерапевта входят поиск необходимой информации по данному вопросу и внимательное отношение к собственным чувствам и мыслям, что позволит не влиять своими реакциями или фантазиями на ход терапии. Убедившись, что поведение клиента «добровольно, основано на согласии с другим человеком и исключает его эксплуатацию» , то есть соответствует определению сексуальной нормы из главы 1, психотерапевт может приступить к сопровождению своего клиента с целью поиска смысла и развития его сексуальности.
Комментариев нет:
Отправить комментарий